Кирьянов хмыкнул:

– В побег, значит, сорваться?

– Не в побег, а в путешествие. Одни удовольствия иникакого риска! А этим, если заявят, новые карточки выпишут в минуту, и всегоделов… Ну, ты понял, какое дело я тебе предлагаю? Золотое дно! Я бы рванул водиночку, но в таком деле нужен напарник, одному неуютно как-то. Я зэчарапростой, а ты человек по прошлой жизни респектабельный, галстук вязать умеешь…Вдвоем веселее, да и сподручнее. Давай, шевели мозгами, они вот-вот нагрянут!Трудно тебе бабу отодрать с ее полного согласия? Верняк, говорю!

Кирьянов испытывал странные чувства, схожие с раздвоениемличности. С одной стороны, такое предложение выглядело форменным бредом,авантюрой, законченным идиотством. С другой же… Он словно стал прежниммальчишкой, с приятным предвкушением открывавшим первую страницу одолженного наодин день пухлого, растрепанного тома с ракетами на обложке. Все это вновьожило в нем – звездолеты, инопланетные пейзажи, чудовища, плазменные океаны изаброшенные марсианские города, пескоходы и разумные кристаллы. Ожило инахлынуло прежним, детским восторгом…

– И все же как-то… – с сомнением покачал онголовой.

– Устав читал?

– Ну.

Мухомор прищурился:

– Там что-нибудь было касаемо запрета на самоволки?

– Откровенно говоря, ни строки.

– Ну вот, – торжествующе сказал Мухомор. –Если чего-то в кодексе не прописано, то оно и под преступное деяние неподпадает, и под административное правонарушение даже… Ты меня слушай, я все библиинаизусть вызубрил – и старый УК, и новый, и УПК… Если закона нет, то нарушатьнечего. Согласен?

– Да в общем…

– Степаныч! – ожесточенно сплюнул Мухомор. –С тобой толковать – семь потов сойдет. Легче прокурора на минет раскрутитьпрямо в зале суда… Я тебя умоляю, шевели мозгами, время поджимает!

– Твою мать, – сказал Кирьянов. – А я ведьсоглашусь…

– Ну, наконец-то! Уломали девочку! – Онотвернулся, уставился в небо. – Гарантом буду, они! Гляди веселей,подельник!

Кирьянов проследил за его взглядом – там, в зените, средибезмятежно проплывавших в зеленом небе желтоватых облачков, что-то определеннопроисходило. Протяженное сияние, вспыхнувшее в одной точке и быстрораспространившееся в длину, сначала напоминало корону из синего света, потомрасширилось в ажурный шар, на миг обрело нестерпимую яркость и тут же угасло.

Яркая точка, отражавшая солнечные лучи, неспешно двинуласьпо направлению к поселку, медленно разрастаясь.

Радостно, затейливо выругавшись, Миша Мухомор проворноизвлек из кармана короткий блестящий стержень, что-то с ним сделал, держа вкулаке, – и вверх ушел пронзительный свист, высоко над головами вспыхнулиогромные узоры, напоминавшие то ли головоломки, то ли переплетенные снежинки,переливавшиеся всеми цветами спектра: каждый-охотник-желает-знать…

Кирьянов залюбовался.

– Вообще-то простая штука, – сказал Мухоморнебрежно, чуть рисуясь. – Детская игрушечка. Тут таких бесполезныхкрасивых штучек вагон раздобыть можно, и совершенно бесплатно, жалко, на Землюне протащишь для понтов… Ага! На посадку идут!

Яркая точка опускалась все ниже, и это была уже не точка –нечто округлое, прозрачно-блистающее, в одном месте ярко зеленевшее, в другомотбрасывавшее мириады солнечных зайчиков. Чуть погодя, когда неподалеку наравнину упала огромная овальная тень, Кирьянов смог определить истинные размерылетательного аппарата. И поневоле восхитился.

Вообще-то это никак нельзя было назвать звездолетом,космическим кораблем, транспортным средством. Прилетевшее из неведомыхкосмических глубин диковинное диво не походило ни на что прежде виденное и былотаким красивым, что дух захватывало.

Теперь его можно было рассмотреть во всех подробностях.

На классический звездолет – из иллюстраций к фантастическимроманам или из здешнего космофлота – кусочек летучего рая походил не больше,чем яркая тропическая бабочка на детский самолетик из тетрадного листа. Словнороскошный экзотический парк оторвался от земли и пустился в самостоятельноеплавание от звезды к звезде. Овальное сооружение в несколько ярусов из стекла ибелого металла казалось хрупким, как помянутая бабочка, и совершенно непонятно,как эта конструкция ухитряется держаться в воздухе. Среди пышных садов – гдезеленых, где оранжевых, где желто-багряных – виднелись небольшие беседки,оплетенные лианами и гирляндами разноцветных листьев лестницы соединяли ихплавными кривыми, в корме виднелась исполинская чаша, наполовину заполненнаяпрозрачной водой, и в ней, видно было, скользили обнаженные тела, ничем неотличавшиеся от человеческих. Озерца со скульптурами над ними, перепархивавшиемеж ветвями то ли яркие птицы, то ли огромные бабочки, небольшой водопад,сверкавший радугой, вычурные мостики, не похожие один на другой, крохотнаякопия старинного замка на зеленой лужайке, под высоченным деревом, имевшимнеуловимое сходство с дубом…

И этот райский уголок опускался на равнину совсем неподалеку– плавно и бесшумно, как сухой лист.

– Видал, какие у них яхточки? – подтолкнул еголоктем Мухомор.

– Мать твою, – сказал Кирьянов в совершеннейшемрасстройстве чувств. – Да это ж целое поместье…

– А я тебе что говорил? – самодовольно осклабилсяМиша. – Дерьма не держим, дорогой товарищ! В нашем магазине все самоепервосортное. Понял, какая аристократия, бля! Хрен сравнишь с какой-нибудьзачуханной Барвихой. Мне тамошние корешки говорили, что это вот – еще так себе,лодка прогулочная. Есть гораздо почище: у них там ипподромы собственные, озерас яхтами, леса и горы… Летит такое – небо закрывает. Там километрами меритьнадо…

– Мать твою, – повторил Кирьянов, все еще таращаглаза самым откровенным образом. – Как ты только ухитрился с ними не точто познакомиться, а еще и в гости пригласить?

– Держись меня, первоходок, – веско сказалМухомор. – Мишь-шя плохому не научит. Ты одно запомни: человек с головойнигде не пропадет, что на зоне, что в Галактике. Понимаешь, друг мой ситцевый,в Галактике живут не одни только академики, генералы, ученые и прочиеинтеллигентские чистоплюи при портфелях и галстуках. Тут еще навалом самогопростого народа: швейцаров, официантов, мусорщиков, разных там кондукторов истарших проводников мягких вагонов. От того, что они все не земные, агалактические, суть дела не меняется. Есть белая кость, которая престижнойработой занята, а есть еще и уйма обслуги, самого что ни на есть простонародья.И простой пацан вроде меня, битый-хаваный жизнью и видавший виды, с ними всегдадотумкается до полного понимания и братства цивилизаций. Дело житейское.Короче, я сначала свел знакомство, когда был в отпуске, с пилотами из обслугиэтого вот летающего борделя, а там помаленьку и повыше пролез… Благо, Степаныч,я тебе скажу со всей ответственностью: этот высший свет, что на Земле, что тут,не особенно и отличается от рванины из дешевых забегаловок. Потому чтоупирается все в одно: отдохнуть поприятнее и потрахаться до посинения. Ввозможностях только и разница, сечешь? У одного хватает только на стекломой ивокзальных минетчиц, а другой лакает из хрустальных бокалов дорогое пойло дадевиц холеных на бархате раскладывает. Такая вот нехитрая философия… Пошли? Тытолько не подгадь, душевно тебя прошу. Если сорвется, я на тебя на всю жизньобижусь. Когда еще выпадет такой случай…