Осип поежился и заявил:

– Холодно, князь, как у нас на Москве.

– Там бывает и куда холоднее. Но хватит болтать, давай к делу.

Они приникли к щелям городьбы и увидели тот самый погреб, о котором говорила панночка Анна. Вот только вход в него теперь не был закрыт поленницей, надобность в ней отпала. Железные ворота, амбарный замок.

– Открыть сможешь? – спросил Савельев.

– Приходилось мне этим заниматься. Только потом следы на замке от ножа остаются.

– Надо обойтись без следов.

– Попробую. Странно…

Князь взглянул на ратника и спросил:

– Что странно, Осип?

– Охраны нет.

– А кого Витейскому опасаться в Замке?

– Да хотя бы того же сапожника. Вряд ли он забыл о нем.

– Хорунжий, наверное, считает, что и сам справится с каким-то ремесленником.

– Может, и так. А вообще, князь, бардак у них еще тот.

– У нас на Москве его тоже хватает. В других городах и селениях строже.

– Перелазим?

– Давай!

Горбун перекинулся через городьбу, присел под кольями. За ним последовал Савельев. Кругом тихо, в окнах темно.

Они перебежали к амбару. Князь встал у угла, Осип вытащил нож. К его немалому удивлению, замок открылся очень быстро.

– Входим, ворота затворяем! – распорядился Дмитрий.

Вскоре воевода и ратник оказались в сплошной тьме. Горбун поджег факел, стало светло. Князь Савельев и Осип пошли по тоннелю. Спуск длился не так уж и долго. Через сотню шагов они оказались в помещении размером где-то десять на двадцать саженей. Ровный сухой земляной пол, в стенах подставки с факелами.

Три хода вели сюда со стороны Замка. Столько же коридоров выходили из этого помещения.

Дмитрий и Осип двинулись по левому из них. Саженей через двадцать они уперлись в стену, сложенную из мешков, заполненных, скорее всего, мукой. В центральном ходе было то же самое. Крайний правый тоннель был забит бочонками с порохом.

– Возвращаемся, а то факел скоро потухнет, – распорядился князь.

– У меня еще есть.

– Я сказал, возвращаемся!

– А может, проложим фитиль да подожжем его на входе? У меня есть моток. Рванет так, что и наши услышат.

– Наши, это кто? Влас с Дрогой? Гордей с дружиной?

– Царь услышит.

– И чего мы добьемся?

– Да ведь тут все обрушится. Вместе с дворцом.

– Нет уж, друг мой, коли взрывать, то в самый последний момент, когда наши войска уже пробьются в город. Сейчас от этого никакого толку не будет.

– Жаль! Грохнуло бы славно.

– Осип, ты можешь чего-нибудь другое предложить, кроме как прибить, взорвать, шестопером башку снести?

– Так мы же на войне.

– На войне тоже головой думать надо.

– Это тебе, потому как ты воевода. Нам, простым ратникам, думать не положено. Надо приказы исполнять.

– Тогда слушай приказ. На выход!

– Слушаюсь, князь!

Горбун с факелом, который грозил потухнуть, пошел вперед. За ним двинулся воевода.

На входе факел погас. Осип запихал головешку в суму, умудрился закрыть замок.

Городьбу они перемахнули в тишине. К этому времени стало намного темнее, облака закрыли луну и звезды.

Воевода и ратник благополучно добрались до подворья Тукина. Там их встретили Бессонов-младший и хозяин дома.

– Ну что, князь? – спросил Влас.

– Воды дай!

– Мигом!

Савельев, Горбун и сапожник зашли на кухоньку, уселись на лавки. Пришел с ковшом студеной воды Влас. Савельев и Горбун напились.

– Влас, ты спрашивал, что у нас, – проговорил воевода.

– Да, Дмитрий Владимирович.

– Видели мы ходы и схроны.

– Ну и слава тебе господи. Теперь они от нас никуда не денутся.

– Если остальные ваши дружинники не сумеют пробиться сюда, то мы с Петькой можем вместе с вами в подземелье пойти.

– А как же месть Витейскому? Хотя пойдем мы как раз по ходу, который начинается на его подворье.

– Вы были там?

– Да.

– Мне надо с вами идти. Вы ко входу, я к Витейскому в гости. Прибью его быстро и к вам под землю. Добро?

– Нет, Егор. Попадется нам Витейский, сможешь отомстить. Подохнет он в ходе штурма, Бог за тебя отомстит. Уйти хорунжему не удастся.

– Ну гляди, князь. Ты обещал насчет этой собаки бешеной слово перед Государем русским замолвить.

– Я помню об этом. – Савельев взглянул на Бессонова-младшего и приказал: – Влас, смотри за двором и улицей! Мы спать. Позже разбуди Дрогу, он сменит тебя.

– Слушаюсь, князь!

– Да отдыхайте вы все. Мы с сыном посмотрим.

На том они и порешили.

Воины особой дружины, сапожник и его сын два дня безвылазно сидели в доме. Погода начала меняться. Подул южный ветер, мороз заметно ослаб, снег начал таять. Но лед на Двине пока стоял. Тем более на речке Полоте.

Потом Петька, сын сапожника, отправился к воеводскому дворцу. Он пробыл там до полудня, вернулся взъерошенный, напуганный.

– Что случилось, Петька? – спросил его Тукин.

– Ох, и не спрашивай, отец. Я такое видел, что аж мороз по коже пошел.

В комнату зашел Савельев. Он слышал, как вернулся сын Тукина, разобрал и слова парня.

– И что ж ты такое страшное видел, Петя? – спросил князь.

– Расскажу по порядку. Вышел я к дворцу, а там народу много, вся площадь забита. Вот я и подумал, что чего-то тут сейчас будет. А народ говорит, мол, напрасно Довойна с Голубицким не приняли предложение русского Царя. Так и город остался бы цел, и поляки с литвинами к себе спокойно ушли бы. Воеводу Довойну Иван Грозный тоже отпустил бы. Посадил бы в Полоцке своего наместника, глядишь, и жизнь лучше бы стала. Ан нет, не приняли его предложение…

Савельев прервал парня:

– Погоди-ка! Так, значит, Иван Грозный присылал сюда посольство, которое предложило без боя сдать крепость?

– Нет, не посольство. К русским в плен попал ратник крепостной дружины, который вместе с другими ходил на разведку. Через него Царь и передал предложение, отпустил ратника.

– Дальше что было? Чего народ-то стоял? Ну, вернулся ратник, привез предложение сдать город. Довойна с Голубицким отказались. Что в том страшного? Люди могли бы и разойтись.