нужно было вызывать, можно было бы просто бросить, проходя мимо.

Это стоит расценивать, как знак? Конечно, нет. Но я расцениваю.

Вместо того, чтобы тут же развернуться и уйти, делаю один шаг от стола и опускаю папку. Жду.

Судья тоже не гонит. Надеюсь, не подозревает, что я до сих пор переживаю отголоски его умелых ласк. И что я до сих пор мучаюсь вопросом: а может стоило… Согласиться?

— Что-то еще, Вячеслав Евгеньевич? — Силой вытаскиваю себя из вязких мыслей. Переступаю с ноги на ногу.

— Ещё… — Он замолкает, то ли умышленно, то ли по незнанию тренируя мою сердечную мышцу. Тянется к шее и сжимает ее сзади. Растирает. Я понимаю, что скорее всего затекла. Может быть голова болит, но о сострадании меня не просили. Как и о таблетке. — Участвовать в сборе сплетен обо мне запретить я не могу, но за участие в их распространении, Юля…

Тарнавский может даже не заканчивать. Его предположение бьет больно и неожиданно.

Первым возникает желание себя защитить, но я понимаю, что бессмысленно. Пока я импульсивно плела ревнивую чушь, он был хладнокровно внимателен к каждому слову. Еще одно очко зарабатывает команда противника, Юлия Александровна. Вы жестко проебываете в этой игре.

Прокашлявшись, смотрю в глаза:

— Поверьте, сотрудники суда справляются и без меня, — пытаюсь в ответ хоть как-то уколоть. Пусть бы прочитал в глазах: да и вы не жадничаете с поводами, чтобы о вас сплетничали. Но вряд ли всерьез задеваю. Тарнавский просто хмыкает.

— Можешь идти работать, Юля. Ты меня услышала. И к сведению приняла.

Глотаю возмущение, обиду, язык, желание поговорить начистоту. Разворачиваюсь на каблуках и возвращаюсь в свою приемную.

Сил не хлопнуть дверью у меня хватает. А вот папка бьется о стол со всей дури.

Желания причинять этому человеку добро с каждым нашим контактом во мне всё меньше и меньше.

Обойдя стол, сажусь в свое кресло и тянусь за телефоном.

Искренне хочется вмазать его чем-то едким. Например зайти в переписку со Спорттоварами и настрочить: «Если вы не хотите множить сплетни — хотя бы отпишитесь!», но вместо этого делаю вдох-выдох и усмиряю себя.

«В аптечке есть таблетки от головной боли, я могу принести»

Он открывает сообщение быстро, а вот отвечает с задержкой — вероятно колеблется. По итогу я читаю обесценивающее:

«Справлюсь»

Ответом Тарнавский как будто умышленно ставит подножку на очередном моем шаге навстречу.

Я хотела бы просто чтобы по-человечески… Но он не заинтересован.

Зато во мне по-прежнему заинтересован другой. Стоит выйти в перечень диалогов, так вверх поднимается тот, в который я предпочла бы в жизни не заходить:

«Сегодня в восемь жду на точке, Юля».

* * *

«На точке» я оказываюсь первой. Взволнованной и бессильной. Квартира встречает меня темнотой и пусть приятным, но отторгающим запахом дорогой мебели и текстиля.

Мне сложно представить, что может заставить меня остаться здесь добровольно. Точно не мечты о роскошной жизни.

Я жду Руслана Викторовича в совмещенной гостиной и кухне. Стараюсь усмирить нервы и продумать, что буду говорить.

От мысли, что от имени Спорттоваров со мной переписываться мог он, ощутимо мутит. Я уверена на девяносто девять и девять, что не ошибаюсь, но если на секунду представить…

Фу. Не потому, что он проигрывает Тарнавскому в чем-то внешне (уверена, он ни чуть не уступает в турнире женского внимания), но от любого другого человека я подобное не терпела бы. А от Тарнавского… Включаюсь в игру. Жду нового тура. Предвкушаю.

И пусть сейчас я в шоке, но пройдет время, и мы, возможно, снова…

Слышу щелчки ключа в замке. Переживания выступают потом на ладонях и выливаются в тремор рук, который я стараюсь скрыть, плотно сжимая кулаки.

Встречать не выйду. Только с дивана встаю и обхожу его, не издав ни единого звука.

Ключи бьются о специальное блюдо-ключницу. Набойки выстукивают по паркету. Я до ноющей боли в пальцах сжимаю спинку дивана, встречая то ли гостя, то ли хозяина.

Смолин тормозит в дверной арке и проезжается по мне взглядом.

— Вечера, Юля…

Я мямлю:

— Здравствуйте, — и тут же опускаю взгляд в пол. Во рту и грудной клетке копится горечь. Даже думать не хочу, кем меня посчитал бы Тарнавский, знай, что у меня есть ключи от этой квартиры. Что я вот так встречаюсь с его врагом.

Злость и обида за наши разлады не идет ни в какое сравнение с осознанием подлости, которая окружает его. И частью которой добровольно-принудительно стала я.

— Чай не предложишь? — Смолин спрашивает, слегка искривив губы в полуулыбке. Я слишком быстро для спокойного человека вскидываю взгляд.

— Я тут не живу. Не знаю, где у вас чай…

Полуулыбка повторяется. Он со вздохом идет в сторону кухни. Включает свет над островом. Достает стакан и набирает воду из маленького краника.

Пьет жадно, а я пользуюсь возможностью и наблюдаю.

Так же важно, как определять настроение Тарнавского, для меня важно и понимать, в каком настроении мой… Заказчик.

Прекрасно осознаю, что от его настроения мое благополучие зависит в не меньшей степени…

— Дела у тебя как? — Стакан со стуком бьется о камень. Я вздрагиваю и делаю глубокий, разрывающий легкие, вдох.

— Все хорошо, спасибо. Работаю.

Смолин кивает. Вроде бы ненавязчиво постукивает по столешнице, прислонившись к ней же ягодицами, но натянутые до предела нервы воспринимают тихие удары, как угрозу.

Чтобы отвлечься, обвожу комнату взглядом. Торможу на окне.

Может сказать, что хочу… Уволиться?

Но смысл какой? Кто-то мне даст? Ясно же, что нет.

Волной накрывает отчаянье. Горло окольцовывает спазм. Я бы очень хотела просто спрыгнуть. Дайте. Кто-то…

— На меня или на Тарнавского? — Руслан Викторович спрашивает таким же спокойным тоном. Немного меняет угол наклона головы. Я цепенею. Страх, подозреваю, отражается на лице.

Все внутри отмирает, а он улыбается.

— Не трясись, Юль. Это шутка. Я разве тебе плохое что-то сделал?

Активно мотаю головой.

— Ну слава богу. Я даже наоборот, мне кажется, стараюсь сильно не наседать. Когда выходит — радовать…

Мужчина отталкивается от столешницы и возвращается в зону гостиной. Это значит, что приближается ко мне.

Я стараюсь скрыть усилившуюся дрожь. Совсем слабой показывать себя нельзя.

Смолин останавливается с другой стороны дивана. Смотря мне в лицо, расстегивает пиджак и тянется ко внутреннему карману. Достав конверт, ведет им по плотной обивке.

— Что это? — Белая бумага пугает больше ядовитой змеи.

— Аванс.

Мне не надо…

— Есть маленькая задача. Не сложная. Ты справишься…

Поднимаю взгляд. Прошу: «не надо». Бьюсь о стену.

Мое «не надо», «не хочу», «не