– Да ну, чё там! Кое с чем повозились, – небрежно отмахнулся Данила. – Кулибины тутшоние в бак неразбавленного новогептиа залили, вот его и прожгло. Хорошо хоть мотор с электроблоком не перегорели. Мы новый бак им в генератор поставили, с толстыми стенками. Проработает с пяток Зим, а там может лучше достанем.

– За здоровье ваше и руки умелые будем молиться, – степенно добавил к сказанному отец Никон. – Здесь, в лесах, механиков на найти. Благо даровал Господь страждущим Настоятеля, пекущегося о единоверцах своих и памятующего о свете посреди глухой тьмы.

Женя расстегнула рюкзак и подала отцу Никону два письма, от Настоятеля и архиерея. Печати Монастырские целы и ценнее этих бумаг в караване, должно быть, не было ничего. Отец Никон взял письма и спрятал их под отороченным мехом жилетом, подальше от глаз подошедшего к сараю старейшины.

– Это вы, что ли, придумали чистый новогептил в генератор залить? – спросила старейшину Женя.

– Девонька, – снисходительно улыбнулся он. – Так ведь у всех машины на энтой дряни работают. Чем же мы хуже?

– Если генератор чуть не сгорел, значит хуже.

Лицо у старейшины скисло. Ему не хотелось оправдываться перед заезжей соплячкой. Монастырских дела их общины никак не касались.

– Так на чём же ему работать, коли не на нвогепр… тьфу ты, язык поломашь! На чём же ему работать, окромя энтой отравы?

– Разбавлять надо, – ответила Женя. – Так хватит на дольше и машина цела. Старое топливо жечь – само по себе грех великий. Мы миру Божьему этим вредим.

– Мир большой, он потерпит, а мы вот без света во тьме прозябаем, – не вдохновился старик её речью. Женя неприязненно и колко прищурилась. Данила усмехнулся, он хорошо знал, что сулит этот взгляд.

– Слушай сюда, – начала Женя посуровевшим тоном. – Люди в топливо дрянь намешали, от которой хмарь небо заволокла – это грех, самый тяжкий, который мы совершили. Ты ложку новогептила у себя в машине сожжёшь, а Зимой дети в общине хворать и мёрзнуть начнут. Грешники прошлого рассуждали по-твоему: «Чего во тьме прозябать, если можно выше Бога подняться?». И где они? Мы едва-едва верой спаслись, и теперь у нас Зимы в полгода!

Старейшина спорить не стал. Не привык он перепираться на большие темы, да ещё с монастырскими.

– Та-ак, а, ежели яд разбавлять, то худо не будет? – тут же озаботился он. – Дрянь в небе развеется и морозов не станет?

– Не станет. Бог даст и солнце увидим, и долгое лето, как раньше, – смягчилась Женя.

– В знаниях сила, а мудрость даёт жизнь владеющему ею, – подытожил их спор отец Никон.

– Воистину так, отче, – Женя кивнула, и вдруг по улице пронёсся ураганный порыв. Захлопали двери и ставни, тревожно залаяли псы, взбаламутилось, заволновалось озеро талого снега посереди улицы. Ворота склада натянулись на крючьях, все, кто стоял возле входа, заторопились внутрь, пока весенняя буря не разыгралась.

Внутри кучей свалена старая арматура, ребристые радиаторы отопления, автомобильные дверцы, битые банки, позеленелый кирпич, обломки шифера и обрывки чего-то ещё, обожжённого, перекрученного. Отдельно лежали выщербленные металлические листы. Женя подошла ближе, отец Никон заметил и пояснил.

– На горе собирали, хотели подлатать крышу церковную. От бурь и морозов кровля совсем прохудилась, каждый год неудобство, потёки и дыры.

– А что, на горе свалка есть? – присматривалась Женя к листам.

Старейшина глухо пробурчал что-то, явно не желая рассказывать. Снаружи завывал ветер, Женя поднимала и вытаскивала скрежещущие листы.

– Какая-то машина рухнула на горе перед самыми моровыми годами, – ответил священник. –Летающий корабль, наверное, сбился с пути. Лес на восточном склоне сгорел, из-за морозов долго никто не мог подняться и посмотреть, что случилось. Зато потом люди много металла нашли и спустили в общину, вот и пользуемся, по надобности: кому дверь подлатать, кому нож выточить, кому короб оббить, чтобы мыши не прогрызали.

– Летающий корабль… – повторила Женя задумчиво, выбирая из общей кучи обрезок листа. На изогнутой, кривой поверхности сохранилось пятно серой раскраски. В рисунке угадывались очертания серых перьев.

– А это откуда? – оглянулась Женя. Крыша сарая заскрипела и застучала при новом порыве бури. За распахнутыми воротами сыпанули крупинки ледяного дождя.

– Чего ещё «откуда»? Откуда всё, оттуда и энто, – пробурчал старейшина. – На горе такого добра – полна куча. Да ты клади, клади его тут же, чего на него глядеть, нешто не видала железяки? Примкни к стенке, за доску сунь. Она Зим двадцать тут в сарае живёт.

– Это авиационный металл, таким скайрены не покрывали. У вас на горе не летающий корабль разбился, а самолёт, – Женя показала старейшине обрывок железа. – Серые перья – это Финист. Мне отец рассказывал, как они бомбили перевал ради Серой Орды.

Старейшина пожал плечами, и Женя снова повернулась к священнику.

– Так где, говорите, самолёт рухнул?

– Далось тебе! – вскипятился старейшина. – Тут ведь гора, почитай, у самого леса. А упал он на той стороне. Раньше ходили туда кажный день, и с малышнёй, и с бабами собирали, а нынче нельзя.

– Отчего же нельзя? – прицепился Данила.

– Заняли гору. С прошлой осени ещё как. Не ходим мы нынче.

– Кто ж занял?

Старейшина поглядел