– Я слыхал ясаки из Поднебесья рыскают по общинам и людишек местных пугают. А сюда они, часом, не добирались? – спросил он.

Старейшина насупился, будто сыч, разве что голова не утонула в меховом вороте.

– Сборщики небесного серебра у себя за рекой все рухнувшие корабли ободрали, вот и на наш берег полезли, – наседал сотник. – При Змее совсем обнаглели. Со взлётной полосы к востоку от Монастыря за два дня всё до единой железки стащили. Настоятель давно к ним дело имеет. Поймаем – душу вытрясем из ворья. Ну и что, были ясаки у вас? Они на горе нынче засели?

– Не они это, – вступился священник. – Другие бандиты, хотя к селу с горы не спускались. Прошлой осенью, как похолодало, над Вороньей Горой дымы поднялись. Но этой весной бандитов никто не встречал. Должно быть ушли.

– И как они выглядели? – заинтересовалась Женя.

– Дикие люди, – задумался отец Никон и после вздохнул. – Больше не знаем. Страху нагнали, так что уж лучше спрятаться по домам. Думали за помощью к вам обратиться, но весной дымов уже нет. Наверное, перезимовали бандиты и ушли с миром. На гору мы, если что, летом поднимемся.

– Мы раньше проверим, – решила Женя и Данила скривился. Сгонять с горы шатунов не их дело, да и община мелкой шайке не по зубам, здесь охотники, да и оружие есть.

– Ну так передай отцу, он вышлет сюда Волкодавов, – возразил сотник. – Этим только дай пострелять – такой шум подымут, ни один шатун на десять вёрст близко не сунется!

– Зачем нам откладывать, если мы здесь? – упёрлась Женя. – Всякому страждущему на пути караван должен помочь, оттого и святой крест на себе носим. Или, Данила, единоверцев в беде оставишь?

– Вот уж не в единоверцах тут дело… – засопел телохранитель. – С прошлой осени бандиты наверху окопались, а нам по склону теперь наверх лезть, пулю словить захотелось?

– Да, Данила, машину хочу посмотреть, которая на горе рухнула, – созналась Женя.

– Так местные её до болта растащили! Вот, смотри, коли надо, – пнул сотник штабель металла в сарае. – Не ползи, Женька, куда не просят.

– Вот ведь, не понимаешь… – тяжело вздохнула она. – Прадед мой был во время войны на перевале. Он ведь сказалец, многого натерпелся и видел, а всё равно всю правду о Серых и их Повелителе не узнал. Даже если опасно – на горе лежит Финист, Данила, последняя летающая машина людей. Нельзя мне в Монастырь возвращаться, пока сама не увижу. Если не местные, так ясаки её разберут.

– Чёрт бы побрал, прости-господи, эту гору! – перекрестил рот Данила. Старейшина ухмыльнулся, глядя, как им командует девчонка.

Ветер снаружи утих. Весенняя буря окончилась также быстро, как и началась, холодные и тёплые ветра перестали бороться друг с другом. Женя вышла на улицу, но у входа в сарай обернулась и позвала.

– Данила, идём людей собирать. Не хочу возвращаться к отцу, ничего не разведав. Он мне повидать и изучить божий мир повелел.

Данила со вздохом подтянул автомат и хотел выйти за Женей, но старейшина задержал его.

– Слушай, служивый, а какой-такой чин у старшой вашей в Монастыре?

– Чин? Вредный ты, дядька, хуже горькой редьки, – отмахнулся Данила, но наклонился и тихо ответил. – Дочь Волка она – понял, кто? Дай время, все по горам бегать будем, когда станет Игуменьей.

*************

Были у Дашутки в общине места, и немало, где она пряталась. Но весной в Монастыре тесно, люди съезжались со всех окрестных земель. Незнакомцы не нравились Дарье, так как при первой же встрече она сама не нравилась им. Слабая и болезненная, самая тихая среди подруг, кто таскали её за компанию, только потому, что она младшая дочь Настоятеля. У каждой подружки давно есть жених, явный или загаданный, а у неё – никого.

Весну Дашутка не любила особенно. В эту пору у остальных девушек глаза зажигаются, между собой шепотки, задушевные разговоры. Некоторые на выданье, даже младше Дашутки на год или два, а уже точно знают, за кого их сосватают.

Одним из последних пристанищ Дашутки была надвратная церковь Спаса Нерукотворного, ведущая из старой Обители в деревянную Слободу. Верхний ярус её давно пустовал. Странно, но Дашутка запомнила рассказы Жени, что самую первую надвратную церковь построили далеко за пределами Края. Однажды к иноземным монахам по морю в лодке приплыла икона Пресвятой Богородицы. Посчитав её появление чудом, братия перенесла икону в монастырский храм. Но утром икона оказалась над аркой ворот. Образ внесли опять в храм, но и на следующий, и на третий день она возвращалась на место. На четвёртый день настоятелю приснилась сама Богородица и указала ему, что пришла в монастырь не чтобы её защищали, а чтобы самой защищать. Икону оставили над воротами и со временем возвели маленькую церквушку, вести скромные службы. Вот так издревле и повелось строить над проездными воротами монастырей и городов надвратные церкви.

В Обители таких церквей целых три. Первая, на южной стороне, у главных ворот; вторая, у гостиничного двора, и церкви эти содержались в порядке. Но церковь Спаса Нерукотворного долго не ремонтировалась – не хватало работников, до недавней поры.

Теперь внутри молельного этажа стояли деревянные козлы, вёдра с водой, доски, малярные кисти, мешки, банки с краской, замоченная в корытах глина. Прохладный воздух отдавал запахом извести. Дашутка измарала своё серое монастырское платье, когда забиралась на подоконник. В углу,