Едва не вышибив створку ворот, в детинец ворвался гонец, на ходу скатываясь с лошади. Спрыгнул, бросил, не глядя, поводья подскочившему гридню, и сердце Добрыни замерло от дурного предчувствия – на седле гонца трепетал алый лоскут, знак срочного послания. Еле передвигая ноги, посланец приблизился, и князь напрягся – неужели что с Даром? Но тот молча расстегнул сумку на боку, подал свиток. Мужчина сорвал печать, краем глаза отметив, что та из Торжка на Старом океане, впился в пергамент острым взглядом.

«…Β град наш нынче утром посольство прибыло с полудня, из государства инков. Просим тебя прибыть немедля, ибо явилась к нам сама королева их, Мама Ольмо. Желает переговорить с тобой по срочному и неотложному делу…»

– Отдыхай, – бросил послу. Развернулся к высыпавшим во двор челядинцам: – Тотчас же послать за Буяном и Кроком! Пусть бросают все дела и сюда. Готовить коней и охрану! Гонца на отдых, да баню ему истопите!

Началась суета. Парнишку, прибывшего в Славград с вестью, быстро подхватили под руки, помогли дойти до лавки, на которую тот со стоном опустился. Тут же сильные руки начали разминать задеревеневшие от долгой скачки мышцы, а князь, в ожидании вызванных соратников, подошёл к нему:

– Сам посольство видел?

– Видел, княже, – прохрипел тот пересохшим ртом, и кто-то сунул ему ковш с водой. Гонец жадно выпил, потом уже более бодрым голосом начал рассказывать: – Видел, княже! Как тебя перед собой – всё видел! Приплыли они на десяти плотах гигантских под парусами. На каждом – по сотне воинов. Десятый плот самый большой, на нём две мачты. Сделаны те плоты из дерева толстого, нами не виданного допрежь и лёгкого необычайно. На плотах тех дома устроены, из суставчатого древа[53], пополам расколотого и выпрямленного. Дома большие, и те, кто на плотах плыл, в них живут. Выглядят они как обычные люди, в тех местах живущие. Но рисунков синих у них нет на теле. Много воинов в доспехах из кожи и ваты растительной, так же, как и людоеды, перьями изукрашены, но отличаются сильно от тех. Головы нормальные, не тыквой, как у жрунов[54]. Зубы целые. И самое главное, княже, – они медь знают. У воинов тех булавы из меди простой и золота. Копья такие же. Порядок и строй им ведомы. Ведут себя спокойно, не озорничают и чистоту блюдут. Воевода им подворье выделил особое – так они туда носилки со своей королевой отнесли, её ещё девицы сопровождали, лепестки перед ней сыпали. Так потом всё сами подмели и убрали. Воины её несут охрану. Меняются. Девицы их на базар ходили. Платили золотом самородным. Поначалу-то медь предложили, так купцы их на смех подняли. Тогда золото стали давать.

– Ты саму королеву видел?

Гонец замотал головой:

– Нет, княже. Из наших никто её не видел! И не знаем, стара ли, молода. О том не ведаем. Когда воевода к ней ходил справляться, нужно ли что, особое, так его и то не пустили. Мол, не положено. Она – богиня у них.

– Ясно… – протянул Добрыня, теряя всякий интерес.

Прозвучала дробная россыпь копыт, и во двор влетел Крок.

– Что случилось?!

Вместо ответа, князь протянул ему свиток:

– Читай, пока Буяна ждём.

Тайник пробежал глазами свиток сверху донизу, поднял встревоженный взгляд:

– Не ловушка ли от майя?

– Гонец говорит, отличаются они сильно…

Позади раздался сиплый голос гонца:

– У них у всех зубы целые, княже…

– Не лезь, когда не спрашивают! – жёстко оборвал его Крок, и тот умолк.

Оба мужчины переглянулись – они уже понимали друг друга без слов.

– Буян?

– Да.

Тайник прикрыл глаза, вздохнул:

– Опять, получается…

– Не думаю. Сердце мне подсказывает – здесь что-то иное…

Вновь загремели копыта, но уже совсем не так, как у коней, – боевой тур Буяна бегал тоже быстро, только ритм шагов у него другой был. Въехал, остановил раздувающего ноздри тура, спрыгнул с седла:

– Ну?

Ему тоже дали свиток. Пробежал быстро написанное, вздохнул:

– Да что за дела такие? Как явились эти храмовники, так одно за другим началось… Проклятые они всё же люди.

– При чём тут храмовники? Посольства-то в любой момент могут явиться. Чай, держава! Луры же у нас сколько лет стоят? И ничего. Зато поднимаемся в глазах людских и окружающих нас – уважают славов!

– Тоже верно. Едем?

– Воины уже ждут. – Добрыня указал назад.

И верно – гридни в новеньких, сияющих чистой сталью кольчугах уже седлали вороных коней. Ещё три, чёрный, буланый и пегий, ждали князя и его спутников. Пара минут – и все были готовы. Буян склонился к челядинцу, что-то ему шепнул. Тот кивнул и ушёл, а воин подъехал к князю:

– Двинули? Я его послал домой, сказать, чтоб не ждали нынче.

– Двинули.

Князь пришпорил жеребца, и тот сразу рванул галопом, заворачивая набок голову.

…Сутки непрерывной скачки, когда перекусывают в седле, на ходу меняя усталых коней на свежих, приготовленных заранее. Не обращая внимания на усталость. Потом полдня отдыха, и снова сутки скачки… Вылетели на холм, с которого город, находящийся внизу бухты – стоянки флота славов, как на ладони. И верно, отдельно – десять великанских плотов. Таких и не видывали никогда! Мачты. Паруса спущены. Дома явно устроенные. Поболе двулодников будут, однако.

Уже не торопясь, лёгкой трусцой двинулись дальше. Вот и город, народ на улицах смотрит, но не приветствует. Добрыня, совсем как старший брат, дёрнул щекой – знали бы они… А то уже заранее ярлыки клеят. Посмотрим, как через год запоют… Въехали в подворье княжеское, там уже воевода ждёт, что за град отвечает. Дождался, пока князь с коня слезет да спину распрямит. Тогда только подошёл, подал сам лично ковш с водой холодной. Добрыня выпил, взглянул на старого воина вопросительно, тот лишь рукой в сторону бухты махнул.

– Где они?

– На подворье гостевом.

В который раз подивился Добрыня предусмотрительности старшего брата – ведь именно он велел устроить в Торжке специальный двор, буде кто пожалует. И хоть пустым тот долго стоял, да вот, как явился случай, так лицом в грязь не ударили.

– Чего хотят?

– Королева их, Мама Ольмо, желает встретиться с князем славов, дабы обсудить некое очень важное дело, которое не терпит отлагательств.

– Даже так? – Бросил короткий взгляд на Крока – тот утвердительно прикрыл веки. – Скажи, через два часа приму её. Здесь. У себя. А пока вели баню истопить.

Воевода расплылся в улыбке:

– Уже, княже, топят. Как увидели вас на вершине горы, так сразу и затопили.