— Сейчас мы поедем в другую комнату. Из нее открывается изумительный вид. Окна там высокие, от пола до потолка. Вы сможете увидеть заснеженный сад, а за ними — прекрасный выгон в окружении деревьев.

— Вы говорите о моей прежней гостиной… — произнесла герцогиня с удивлением и некоторой долей восторга.

Дженис приободрилась: ее престарелая союзница, похоже, испытывала радостное волнение, — но, как оказалось, преждевременно.

Герцогиня заколебалась и медленно покачала головой:

— Нет. Я передумала. Я еще не готова. И никогда не буду готова.

— Все будет хорошо, — как можно спокойнее произнесла Дженис. — Вы просто сядете, а я позабочусь о том, чтобы доставить вас туда в целости и сохранности.

Герцогиня не выказала особой радости, но и не отказалась.

Дженис поняла, что ей придется немало потрудиться, убеждая старушку вернуться к нормальной жизни.

Вернувшись, сиделка сама перенесла хрупкую престарелую леди из постели в кресло и укутала красивым лоскутным одеялом.

— Ну вот и все. — Сиделка отступила в сторону, но было заметно, что она довольна собой.

Сердечно поблагодарив ее, Дженис повезла кресло к двери, предусмотрительно распахнутой перед ней.

Оказавшись в коридоре, девушка с улыбкой поинтересовалась:

— Как вы себя чувствуете?

Герцогиня ничего не ответила и казалась напуганной.

Дженис еще больше разозлилась на герцога, державшего престарелую леди в заточении.

— Уверяю вас, все будет в порядке, — продолжая толкать кресло, сказала она. — Помните, как сильно вам хотелось выбраться из комнаты? Ну вот это и произошло. Вы приятно проведете время.

В конце коридора Дженис внезапно вспомнила, что предстоит преодолеть два пролета лестницы, и постаралась подавить поднимающуюся панику: без сомнения, у нее все получится, ведь она сильна как бык. Нужно только перевернуть кресло спинкой вперед и идти перед ним, крепко сжимая ручки, и тогда удастся осторожно спустить его по ступенькам…

Она очень надеялась, что при этом не переломает ее светлости кости.

Дженис остановилась и, судорожно сглотнув, принялась костерить себя за самонадеянность на все лады. Как она посмела втянуть старую больную женщину в авантюру?

— Леди Дженис? — прервал ее самобичевание голос герцогини. — Можем мы теперь повернуть назад?

— В этом нет необходимости, ваша светлость, — изо всех сил стараясь казаться беззаботной, заявила девушка. — Скоро мы будем на месте.

Может, стоило оставить кресло здесь и сбегать на конюшню за Изобел и миссис Фрайди? Но герцогиня наверняка ударится в панику, оставшись одна в непривычном месте. Или заснет…

Дженис произнесла короткую молитву и продолжила путь по коридору. Кресло на колесиках ровно катилось по гладкому ковру.

Она сделает это. Самостоятельно. Но вот и лестница. Дженис ничего не смогла поделать — глаза ее наполнились слезами. Ей предстояло неимоверно трудное дело, но разочаровать вдову она не могла. Да, престарелая леди теперь вела себя так, словно не хотела покидать спальню, но ей необходимо было увидеть, что вырваться за ее пределы вполне реально. Она должна сама убедиться в этом, иначе будет продолжать просить Дженис помочь ей сбежать.

Девушка сделала глубокий вдох и поклялась себе, что ни за что не уронит ее светлость. И хотя руки у нее дрожали, Дженис с уверенным видом развернула кресло и опустила ногу на первую ступеньку.

Готово. Мысленно перекрестившись, девушка опустила вторую ногу на следующую ступеньку и слегка потянула на себя кресло, одновременно приподнимая, чтобы колеса при спуске не опускались на лестницу резко.

Вот так. Сердце ее бешено колотилось, но одну ступеньку они уже миновали.

«Всего‑то и осталось… хм, ступенек десять‑пятнадцать. А затем еще один пролет…»

Не желая поддаваться панике, Дженис крепче сжала ручки кресла, перед тем как преодолеть вторую ступеньку.

— С‑стойте!

Девушка замерла и подняла взгляд.

На площадке стояла миссис Пул.

«Слава богу!»

— Я возьмусь с‑снизу, — сказала сиделка, — а вы поднимитесь с‑сюда. Мы повернем крес‑сло боком и будем с‑спускаться вмес‑сте, а то идти с‑спиной вперед не очень‑то удобно.

Дженис лишь кивнула, не в силах выразить словами свою благодарность доброй женщине.

В конце концов после нескольких утомительных минут спуска вдовствующая герцогиня в целости и сохранности была доставлена этажом ниже.

— Ес‑сли вы не против, я бы тоже могла пойти с‑с вами.

За то короткое время, что длился спуск по лестнице, между ними возникло что‑то вроде товарищества. Пусть не дружба, но взаимопонимание ничем не хуже.

У встречавшихся им по пути лакеев глаза лезли на лоб при виде герцогини, но ни Дженис, ни миссис Пул не удосуживали их объяснением.

После того как прошел очередной лакей, Дженис прошептала:

— Как думаете, они скажут кому‑нибудь?

Миссис Пул утвердительно кивнула и прошептала в ответ:

— Непременно, даже если бы мы под страхом смерти приказали им молчать.

Женщины захихикали, а Дженис, заглянув за край кресла, поинтересовалась:

— С вами все в порядке, ваша светлость?

— Да, моя дорогая, — мягко ответила старушка.

Она по большей части молчала, но Дженис ничуть не беспокоилась: они предприняли грандиозное путешествие, и ее светлость, без сомнения, была ошеломлена.

Какой же это был триумф — и облегчение, — когда они с миссис Пул обогнули наконец последний угол и вкатили кресло вдовствующей герцогини через открытую дверь в гостиную, которую ее светлость так любила.

Кто же знал, что ее внуку, видимо, тоже нравится эта комната?

Герцог собственной персоной стоял у одного из окон, и, когда обернулся, лицо его не выражало ровным счетом ничего — но лишь до того мгновения, пока не пришло осознание, что перед ним в передвижном кресле вдовствующая герцогиня. Взгляд его тут же застыл, уподобившись ледяным сосулькам, свисавшим с карниза крыши, тело напряглось, как тетива лука.

В подобном состоянии Дженис видела его светлость два дня назад за ужином, когда попросила разрешения наведаться в конюшню и получила отказ. Но на этот раз все обстояло намного хуже. От страха ее бросило в пот, и, судя по судорожным вздохам миссис Пул, бедняге тоже явно было не по себе.

— Все в порядке, — заверила ее Дженис спокойным тоном, не спуская глаз с герцога. — Вся ответственность за то, что мы привезли ее светлость сюда, лежит на мне.