— Думаю, вы правы. — Вдова слабо улыбнулась. — Эти воспоминания меня очень волнуют, а когда исчезают, я тоже исчезаю, и это меня смущает. Совершенно сбивает с толку.

— Понимаю. — Не спросив разрешения, Дженис наклонилась и поцеловала старушку в щеку. — Вы замечательная. Я очень рада, что вы пригласили меня погостить. А что касается особой стратегии, тайны, которой вы поделились со мной…

Девушка бросила быстрый взгляд на сиделку и, склонившись как можно ниже, прошептала:

— Говоря «нет», ощущаешь… своего рода свободу. Это трудно объяснить.

— Боюсь, я не понимаю, о чем вы… — Глаза вдовствующей герцогини выражали крайнее смущение.

Дженис поняла, что произошла очередная метаморфоза, и улыбнулась:

— Ничего, пустяки.

Через мгновение герцогиня задремала.

— Я еще вернусь, разумеется, — предупредила Дженис сиделку.

— Только не в три часа — это время его светлости, — напомнила та.

— А если она спит, он что делает?

— Просто сидит рядом.

— Как это трогательно…

Сказать по правде, Дженис несколько удивили ее слова: такой преданности от герцога трудно было ожидать.

— Он очень добрый, — добавила миссис Пул.

«Таким он и должен быть, — постаралась убедить себя Дженис, направляясь в главное крыло здания. — Разве нет?»

Все утро бушевала метель. Посещение вдовствующей герцогини навеяло на Дженис печаль, поэтому она потеплее оделась и отправилась в конюшню якобы проведать щенков и повидаться с Оскаром. Бедняга, он и представления не имел, каким немощным считали его обитатели Холси‑Хауса. Разумеется, причина была иной: увидеть мистера Каллахана Дженис хотелось не меньше, чем Оскара и щенков.

Нет, гораздо больше.

Признавшись себе в этом, она ощутила чувство вины, когда отворила дверь конюшни и вошла внутрь. Ее окутали знакомые умиротворяющие запахи сена и лошадей, наполнявшие теплое помещение. Эсмеральда приветливо завиляла хвостом, щенки, все еще слепые, ползали вокруг нее, забавно поводя носами и натыкаясь мордочками то на материнский бок, то на сухую травинку, а Эрон и Оскар потешались над ними.

— А где мистер Каллахан? — открыто спросила девушка, в полной уверенности, что ее вопрос никого не удивит: ведь именно грум принес Эсмеральду в конюшню.

— В Брамблвуде, — ответил Оскар. — Уехал с сэром Майло. Баронет заявил, что ему здесь скучно, и попросил у его светлости разрешения взять с собой Люка в качестве камердинера и грума.

Дженис, как могла, постаралась скрыть разочарование, но была страшно расстроена.

— Когда же он возвращается?

— А кто его знает? Может, через день, а может, через неделю… Когда сэр Майло отпустит.

Сердце у Дженис упало. Но, может, все складывается к лучшему? Ей надо забыть о груме. У них ничего не может быть общего. Так для чего о нем расспрашивать? Только напрасно себя мучить.

Вернувшись в гостиную Холси‑Хауса, Дженис решила заняться чтением в надежде, что это поможет ей забыть грума, и уселась рядом с миссис Фрайди, трудившейся над своим рукоделием. Вдова вышивала стихотворение о любви, в конце которого изобразила имя своего покойного супруга, переплетенное с ее собственным именем.

Поняв, что, глядя на это творение, вспоминает, как прошлой ночью они с Люком Каллаханом тоже сплетались на свой манер, Дженис принялась наблюдать, как герцог, лорд Раунтри и лорд Ярроу играют в карты. Остальные женщины, которые, казалось, постоянно ссорились между собой, маячили за спинами мужчин и мешали им, заглядывая через плечо и отпуская предположительно критические замечания по поводу карт, выпавших тому или иному игроку.

— Послушайте, дамы, займитесь чем‑нибудь! — резко оборвал их в конце концов Холси.

Женщины обиженно надули губы, но все же уселись за соседний стол играть в вист. Прошло несколько благословенных минут тишины — хотя Дженис они показались вечностью, потому что ей отчаянно хотелось увидеть мистера Каллахана, — а затем часы на каминной полке пробили половину третьего.

— Довольно. — Герцог бросил карты. — Игра слишком затянулась.

— Но партия еще не закончена, — запротестовал лорд Ярроу.

— Переживете, — отрезал его светлость. — Все равно мы не играем по‑крупному.

— Сегодня, может, и нет, но это дурной тон… — начал было Ярроу, но лорд Раунтри устремил на него предостерегающий взгляд.

— Леди Дженис, — раздался голос герцога. — Могу я поговорить с вами?

Девушка заметила, что тон его стал мягче: значительно мягче, чем вчера, при разговоре с ней, или сегодня — с другими женщинами. И не только это. Взгляд, обращенный на нее, стал… заинтересованным, полным обаяния. В сущности, к ней обращался совсем другой человек, в то время как для всех остальных это был все тот же высокомерный, нагоняющий страх герцог.

Дженис не могла поверить, что ее «нет» так повлияло на его светлость, что изменило до неузнаваемости.

— О чем же?

— По поводу экскурсии… Не хотите ли сейчас осмотреть дом, портретную галерею и оранжерею?

— Нет, благодарю вас. — Дженис как раз дошла до самого увлекательного эпизода в книге, которую читала, но использовать это в качестве отговорки показалось ей неудобным.

В комнате воцарилась мертвая тишина.

— Могу я спросить почему? — Герцог склонился над ней и на мгновение снова стал… Паном, горячим неистовым Паном, страстную чувственную натуру которого не мог скрыть безупречно сшитый костюм.

О господи! Нужно было срочно придумать подходящий предлог, что было в высшей степени затруднительно. «Для него, не для тебя», — промелькнуло в голове. Кое‑чего она добилась, но что дальше?

— Миссис Фрайди приступила к самой сложной части вышивки — не хотелось бы ее прерывать.

— Ну что вы, леди Дженис! Я с радостью отложу работу, если вы готовы пойти…

Компаньонка лукаво взглянула на свою подопечную.

— Полагаю, надо пойти, — пришлось сказать Дженис. — Там есть один портрет, который меня особенно интересует.

— Давно пора, — проворчала мисс Бренсон себе под нос.

— Прекрасно. — Герцог не улыбнулся, но уголок его рта слегка приподнялся.

Он не выказал ни малейшего недовольства присутствием миссис Фрайди, когда несколькими минутами позже они направлялись по широким роскошным коридорам в оранжерею, оказавшуюся действительно чудесным местом.

— Как много стекла! — воскликнула миссис Фрайди.

— И какие восхитительные растения! — Дженис в изумлении огляделась вокруг. — Прогуливаться среди них, когда снаружи все завалено снегом, поистине дар небес.