Миссис Фрайди и Дженис настороженно переглянулись; герцогиня тоже казалась слегка обеспокоенной.

— Мы можем вернуться в гостиную? — обратился герцог к Дженис.

— Да, ваша светлость. — Она почувствовала огромное облегчение, оттого что может не говорить «нет».

Герцог, похоже, не заметил перемены — пока. Выражение его лица было задумчивым. Когда он открыл дверь в гостиную и пропустил женщин вперед, у Дженис возникло чувство, что он действительно потрясен. Он молчал, и необычайно прямая спина выдавала его напряжение. Но в глубине его глаз она заметила легкую неуверенность, что было ему совсем не свойственно.

Дженис не знала, как себя вести, чего ожидать. Они с миссис Фрайди уселись на жесткий диван, обитый золотистым шелком, и настороженно уставились на герцога. Тот же закрыл за собой дверь и расположился напротив них в удобном красном бархатном кресле. Их разделял низенький столик для чтения с лежащими на нем книгами.

— Ну что ж, — неестественно бодрым голосом заговорил Холси, — я пригласил вас, чтобы сообщить вам, леди Дженис, что написал вашим родителям. Как только прекратится снегопад, я отправлю письмо.

Дженис почувствовала, что бледнеет, и миссис Фрайди придвинулась к ней поближе.

— Но ваша светлость! — Дженис сжала руки на коленях. — Я не хочу уезжать. Может, сегодня все вышло и не слишком удачно, но мы все же добились успеха: вдовствующая герцогиня счастлива. Пожалуйста, не отсылайте меня домой.

И не желание скрываться от света стало причиной ее стремления остаться. Правда в том, что ей действительно хотелось быть здесь: ради ее светлости, из‑за дружбы с миссис Фрайди и обретенного взаимопонимания с миссис Пул. А еще щенки и Эсмеральда. Ее восхищал изумительный зимний ландшафт и, конечно же… Люк Каллахан.

Мужчина, которого следовало забыть… но никак не получалось, как бы упорно она ни старалась не предаваться унынию, а сохранять бравый вид, чтобы родители ею гордились.

Герцог уперся ладонями в бедра и наклонился вперед:

— Я не собираюсь отсылать вас домой.

— В самом деле? — У Дженис пересохло в горле. — Что же тогда?

Он откинулся на спинку кресла и холодно произнес:

— Я решил жениться на вас.

— Прошу прощения?..

— Я принял решение. — Он небрежно закинул ногу на ногу. — Вы должны стать моей женой, герцогиней Холси.

Дженис молча смотрела на него во все глаза. Должно быть, она переутомилась. Или что‑то в этом роде. Не может быть, чтобы герцог сделал ей предложение.

— Боже мой! — тихо сказала миссис Фрайди, приобняв подопечную за плечи. — Какая чудесная новость.

— Конечно, это не официальное предложение: его я сделаю с глазу на глаз. Аудиенция состоится после прибытия ваших родителей. Мы устроим бал по случаю нашей помолвки.

— Бал? — тупо переспросила Дженис, не в силах поверить в реальность происходящего.

— Да, бал. — Его тон предполагал, что ей следовало бы знать, как принято действовать при обручении.

Может, и правда следовало бы.

— Обручальное кольцо я выберу из фамильных драгоценностей, что хранятся у бабушки.

— Восхитительно! — воскликнула миссис Фрайди. — Поздравляю вас, дорогая.

Дженис не знала, что и сказать, не в силах оправиться от шока.

— Леди Дженис? — окликнул ее герцог. — С вами все в порядке?

Нет, не в порядке. Совсем не в порядке. И часть ее существа, пребывавшая не в порядке, пыталась понять, почему это так. Разве она не должна была почувствовать себя счастливейшей женщиной на земле в этот момент?

Дженис откашлялась, прочищая горло.

— Простите… Это так неожиданно, что я слегка… слегка ошеломлена.

Это было еще слабо сказано.

Миссис Фрайди чуть сжала ее плечо, и это помогло ей немного сосредоточиться. По меньшей мере четверть ее рассудка включилась в мыслительный процесс, но и этого было достаточно, чтобы мысленно устремиться в конюшню с паническим воплем: «Люк! Люк Каллахан! Где вы?»

Девушка заставила себя сосредоточиться и как можно спокойнее спросила:

— Ваша светлость, могу я поинтересоваться, что побудило вас к столь скоропалительному решению?

— С чего вы взяли, что оно скоропалительно?

— Но ведь я только приехала.

— К этому решению я шел много лет. Ни одна женщина, а я знавал многих, не пробуждала во мне желания предложить ей руку с намерением жениться — пока не встретил вас. Вы станете той герцогиней, которую я искал, леди Дженис.

Он встал: в безукоризненно сшитом костюме, уверенный в себе, прядь вьющихся каштановых волос спадает на высокий лоб и глаза.

Дженис тоже поднялась, чувствуя себя по сравнению с ним плохо одетой замарашкой. Она вспотела, сражаясь с креслом вдовствующей герцогини, и сильно помяла платье, прижимаясь к ступенькам переносной лестницы в библиотеке, когда открывала каждую книгу, не имевшую надписи на корешке, в попытке отыскать дневник Эмили Марч.

— Не скрою: я польщена, ваша светлость. — И это чистая правда. — Но вы говорите так, словно я уже ответила согласием, в то время как мне необходимо подумать.

По вспышке изумления в глазах герцога Дженис поняла, что в очередной раз его поразила.

— Понимаю, — медленно произнес он. — Вы предлагаете мне не спешить с письмом к вашим родителям?

— Да, ваша светлость. Мне нужно пару‑тройку дней, чтобы все обдумать.

Дженис очень хотелось бы знать, что думает по этому поводу миссис Фрайди. Неужели эту добрую леди шокировало, что она не ответила немедленно «да» на столь лестное предложение? Дженис не сомневалась, что сестры Опал и Роуз — дамы, лишенные выбора, — сочтут ее умалишенной.

Даже что уж там: она и сама удивлялась, как сразу не дала согласия на предложение герцога. Если бы она стала герцогиней Холси, это разом разрешило бы все ее проблемы. Все, кроме одной.

Он не Люк Каллахан…

Вот почему, когда его светлость поднес ее руку к губам и поцеловал, Дженис беззвучно молилась, чтобы Господь помог ей забыть грума и влюбиться в герцога.

И как можно скорее.

Люк пребывал в самом отвратительном настроении. Последние тридцать шесть часов он провел в Брамблвуде с подлой ничтожной крысой по имени Майло Фолстафф. У Люка аж руки чесались — так хотелось поколотить нового хозяина за распространение грязных слухов о леди Дженис, которые к тому же, как было отлично известно Люку, не соответствовали действительности. Как ни горячи были поцелуи леди Дженис в силу ее страстной натуры, он понял, что она совершенно невинна, еще там, на дороге. Ему не требовалось никаких доказательств две ночи назад, когда она согласилась пойти с ним в кладовку для сбруи. И он никогда бы не получил их, если бы не зашел так далеко. Не вызывало сомнений, что впервые в жизни ее интимных мест касался мужчина.