Услышав это, Соклей ощетинился и собирался уже разразиться вдохновенной речью в защиту философов, но тут Менедем крикнул:

— Поднять якоря! Опустить парус! Уходим отсюда — и все держите ухо востро! Смотрите, не появятся ли пираты, потому что одно из их судов должно быть где-то поблизости.

— Хотел бы я знать, сколько наших гребцов взяли с собой мечи, — сказал Соклей келевсту.

— Наверное, кто-нибудь взял… Надо будет спросить, — ответил тот. — Зато у всех есть ножи. Кофель-нагели… А что, наш капитан захватил лук?

— Чего не знаю, того не знаю.

Диоклей с несчастным видом поцокал языком.

— У нас должен быть на борту хотя бы один лук. Тогда никто не сможет безнаказанно стрелять в нас. — Он снова потер свое кольцо. — Может, я волнуюсь из-за отражения кости в воде, как собака в басне. Море большое. Может, пираты вообще нас не потревожат. Надеюсь, что так и будет.

Когда Панормос остался позади, Соклей спросил Менедема:

— У тебя есть с собой лук? А то нашего келевста это очень беспокоит.

Он и сам беспокоился, но не собирался об этом упоминать. Менедем слишком часто заставлял его расплачиваться за малейшие проявления слабости.

— Я взял свой лук, — ответил Менедем. — Надеюсь, на борту есть и другие. Эх, хотел бы я, чтобы у нас на баке стояла катапульта для метания дротиков вроде тех катапульт, что имеются на пятиярусниках Антигона и Птолемея. Уж это наверняка заставило бы пиратский корабль остановиться и призадуматься.

Он вздохнул.

— С другой стороны, у нас некуда ее поставить. Тем более сейчас, когда на баке клетки с павлинами. И одна только катапульта весит столько, что нарушила бы дифферент.

«Афродита» миновала канал между Миконосом и Телосом, большим островом к северо-западу. Делос, который выглядел отсюда крошечной крупинкой, теперь, после того как Миконос остался позади, был виден слева по борту. На западном берегу острова находился город. Белый камень храмов ослепительно блестел под теплым весенним солнцем.

Несколько лодок сновали взад и вперед между Делосом и островком Ренеей; канал, разделяющий два острова, был едва ли в стадию шириной.

— Хотел бы я знать, кто там у них умирает, — пробормотал Соклей.

— Что-что? — переспросил Менедем.

— Я говорю: интересно, кто там умирает, — повторил Соклей. — Делос — священная земля, ты же знаешь, слишком священная, чтобы ее можно было осквернить смертью. Если кому-то на этом острове становится очень плохо, его перевозят через канал на Ренею, чтобы он закончил свои дни там. И точно так же поступают с рожающими женщинами.

— Роды почти так же оскверняют священную землю, как и смерть, — сказал Диоклей.

Менедем кивнул.

— Воистину, женщины — странные существа. Я каждый день благодарю богов за то, что они создали меня мужчиной.

Ни Соклей, ни начальник гребцов ему не возразили.

Бочкообразный парусник, приближавшийся к Делосу с северо-запада, круто изменил курс, когда его команда заметила длинный корпус «Афродиты». Диоклей фыркнул.

— Будь мы пиратами, мы бы славно ими поужинали, — сказал он.

Менедем направил свое судно на юг мимо западного берега Ренеи — там стоял городок еще даже менее внушительный, чем Панормос на острове Миконос. Менедем щелкнул языком.

— Бедная Ренея, — заметил он, — всегда и во всех отношениях отстает от своего меньшего соседа. Это, должно быть, очень досадно.

«Что ты об этом знаешь?» — подумал Соклей.

И почти уже сказал это вслух, но удержался. Толку-то! Менедем, похоже, даже не понимал двусмысленности своей реплики.

Далеко к югу, за Ренеей, над Паросом клубились облака, сплетаясь во все мыслимые узоры. Соклей просто любовался их красотой, Диоклею же остров помог определить курс «Афродиты».

— Чем хороши Киклады, — сказал келевст, — так это тем, что всегда на горизонте есть остров или два, поэтому без труда можно определить, где находишься.

— Куда легче вести судно, когда видна земля, — согласился Менедем.

На носу опять дежурил остроглазый Аристид, но на этот раз не он, а один из моряков на правом борту выкрикнул:

— Корабль! — и указал на запад.

И опять повторилась прежняя история — как и тогда, когда Аристид увидел Миконос, Соклей сначала вгляделся в указанном направлении, почесал в затылке и проговорил:

— Ничего не вижу.

— Он там, — настаивал моряк.

Спустя мгновение двое его товарищей громко и встревоженно с ним согласились.

Соклей продолжал всматриваться. Он потер костяшками пальцев глаза, но так ничего и не увидел.

Менедем закричал с кормы:

— Все — на весла! Диоклей, задай самый быстрый темп! Посмотрим, сможем ли мы показать грязным грабителям пятки.

Моряки ринулись, чтобы занять места на банках.

Пробегая мимо, кто-то наступил Соклею на ногу. Тойкарх выругался не только от боли, но и от огорчения: он все еще не видел паруса, который заставил всех остальных прыгать, как горошины на горячей сковородке. Он снова протер глаза. Говорят, чтение может сделать человека близоруким. Соклей никогда в это не верил. Его зрение, хотя и не было таким острым, как у Аристида, всегда оставалось вполне приличным. А теперь он начал сомневаться — может, чтение и впрямь вредит.

А потом, когда «Афродита» (которая шла теперь и под парусом, и на веслах), казалось, просто заскакала вперед по винноцветной воде Эгейского моря, Соклей наконец разглядел парус — и мгновенно понял, почему не видел его раньше. Он высматривал белый квадрат на фоне голубого неба, А этот парус сам оказался голубым, поэтому издалека его трудно было заметить.

Теперь и Соклей указал на парус.

— Там пиратский корабль! — крикнул он Менедему.

— Очень даже может быть, — согласился капитан «Афродиты». — Не знаю, пиратский он или нет и то ли это судно, о котором говорил парень с Миконоса, но мне на это плевать. Ни один честный шкипер не стал бы перекрашивать свой парус.

— Не только парус. — Теперь Соклей знал, куда смотреть, и гораздо легче различал корабль. — Корпус у них тоже выкрашен под цвет моря.

— Если уж занимаешься такими делами, обычно не останавливаешься на полдороге, — заметил Менедем.

Он повернулся к Диоклею.

— Прибавь темп, келевст. Они нас догоняют.

— Шкипер, мы не можем грести еще быстрее, — ответил начальник гребцов. — Вообще-то и такой темп люди не смогут выдержать долго.

Менедем выругался. То же самое сделал Соклей, и не один раз. Без сомнения, пиратское судно теперь стало больше, чем в тот момент, когда они его впервые заметили. Так же как на «Афродите», его весла опускались и поднимались, опускались и поднимались — врезаясь в воду и снова вырываясь из нее в безупречном ритме. Пираты гребли не быстрее, чем экипаж «Афродиты», но у них был более быстроходный корабль: им не приходилось беспокоиться о перевозке груза, их судно несло только бойцов.