в основе «Демонологии» лежали две уже известные к тому времени книги — англичанина Реджинальда Скотта, автора вышедшей в 1594 году книги «Открытие колдовства»[97], и книги Иоганна Вейера[98] «Козни нечистой силы» и «Псевдомонархия демонов».

Король проанализировал искусство гоэтики и пришел к выводу, что следует различать великих некромантов и обычных ведьм; он даже признал, что «многие честные и весёлые мужчины и женщины публично практиковали [чары], и я думаю, что если вы обвините их всех в колдовстве, вам не поверят». Он вернулся к традиционному рассмотрению договора. Некроманты начинают с того, что подчиняют дьяволов, но рано или поздно «они начинают уставать от вызовов своего наставника с помощью колдовских кругов, и других не менее опасных и ненадежных способов, и поэтому предпочитают заключить договор, оговорив определенные преференции». Это очень похоже на случай герцогини Глостерской. Отдавать дьяволу приказы — это одно, а сохранять постоянный контроль над дьяволом — совсем другое. «Девятый шаг в девять раз труднее, чем первый», и одних кругов и заклинаний здесь мало. Король Джеймс утверждал, что сам дьявол и прославлял известных колдунов и некромантов в его собственной империи. Здесь он не ошибся. По всей Европе дьявол только тем и занимался, что заставлял людей прославлять свою империю.

Однако, справедливости ради, стоит заметить, что сам король вовсе не стремился занять место в этой империи. Он расследовал дело ведьм Северного Бервика и поступил с ними довольно жестко. Он написал книгу по демонологии, поскольку его всегда влекло сверхъестественное. Да, Агнес Сэмпсон (если записи верны) почти заставила его поверить в колдовство. Сначала он обозвал всех колдунов лжецами, но потом занял срединную позицию: с одной стороны, он не разделял скептицизма Вейера и Скотта, с другой стороны, понимал, насколько доверчивы простые люди в отношении ведьм. Возможно, здесь просто сказалось тщеславие короля, которому нравилось узнавать что-то новое, но еще больше ему нравилось, если новое узнавали от него. Но и здесь тщеславие перевесило его доверчивость. Когда он приехал в Англию, разговоры о ведьмах в свете были весьма популярны. Король говорил об этом с сэром Джоном Харингтоном, пренебрежительно отзывавшимся о ведьмах, гаданиях и предсказаниях, но королю было просто любопытно, никакого страха перед колдовством он не испытывал. Он писал своему сыну, принцу Генри, о том, что судьям, ведущим колдовские процессы, следует с недоверием относиться к обвинениям, если они не подкреплены точными доказательствами. Да, он согласился с новым законом против колдовства, но не более того. Но он позволил популярным (и не очень популярным) магам работать в Лондоне — например, Саймону Форману; он не мешал Ди; он подписывал оправдательные приговоры во всех сомнительных случаях; он интересовался каждым новым самозванцем, утверждавшим, что он владеет магией. Таких фактов в его правление накопилось немало.

Самый известный из них связан с неким мальчиком из Лестера. Ребенок страдал припадками; считалось, что его околдовали; девять человек были признаны виновными в его страданиях и повешены; еще шесть сидели в тюрьме, когда его королевское величество прибыл в город. Он узнал о судебном преследовании, послал за мальчиком и допросил его. Ответы мальчика не показались королю убедительными, и он отправил его в Ламбет, к архиепископу, где ребенка снова внимательно осмотрели и расспросили. Король все еще находился в городе, когда мальчика вернули с заключением о том, что речь идет о мошенничестве. Король простил его, но выразил явное недовольство тем, кто осудил на казнь якобы виновных. За последние девять лет его правления по обвинениям в колдовстве казнили всего лишь пять человек. Учитывая состояние общества того времени, вряд ли можно требовать более разумного взгляда на колдовство, чем взгляды короля.

Король в уме соглашался с самой идеей колдовства, однако не очень-то доверял магам на практике. В этом он, например, являл полную противоположность сэру Эдварду Коке, лорду-председателю суда Англии во время суда в Сомерсете.

Графиня Сомерсет ранее была замужем за графом Эссексским; она подала иск о расторжении брака в связи с несостоятельностью мужа. После долгого рассмотрения иск удовлетворили. Но впоследствии, благодаря случайному признанию слуги, умиравшего во Флашинге, вскрылись ужасные обстоятельства. Оказалось, что мужская несостоятельность графа Эссекса имела вовсе не естественные причины. Графиня постоянно общалась с тем же Саймоном Форманом, магом-практиком. С его помощью графиня, во-первых, сделала импотентом Эссекса, а во-вторых, приворожила Соммерсета. Были изготовлены изображения: на одном «обнаженная женщина укладывала волосы перед зеркалом», а на втором — та же женщина, но великолепно одетая в «шелка и атлас». Зелья она тоже варила. Но это еще не все. У графа Соммерсета был друг, некий сэр Томас Овербери, которого по обвинению в оскорблении короля отправили в Тауэр. Графиня считала его своим врагом и вознамерилась покончить с ним. Для этого она воспользовалась магическими практиками. Кроме Формана в деле участвовала еще прокурорша, приятельница Формана, Энн Тернер. Она приторговывала зельями, и не только приворотными и отворотными, но и сильно действующими ядами. В 1613 году графиня вышла замуж за своего желанного графа Сомерсета (в церкви она была вся в белом, как самая настоящая девственная невинность), а сэр Томас Овербери скончался в муках в Тауэре.

В этом деле нет ничего особенного, за исключением скептицизма сэра Эдварда Коке в отношении магии. «Милорд Коке, — сказал Фрэнсис Бэкон, — наполнил эту часть расследования легкомысленной ерундой». Главный судья больше интересовался ядом, чем колдовством. Он оттолкнулся от признания одного из свидетелей и сочинил целый роман о ядовитом снадобье, способном несколько месяцев находиться в теле отравленного, никак себя не проявляя, чтобы потом однажды сработать и прикончить человека. От подозрений в отравлении Овербери судья перешел к подозрениям в причинах смерти сына короля, «того замечательного ребенка, принца Генриха», который скончался в 1612 году. И дальше он продолжал нагнетать страхи. «Если этот заговор не был бы вовремя раскрыт, ни Суд, ни Сити, ни многие почтенные жители не избежали бы злобных планов этой шайки». Если бы король мыслил примерно в этом ключе, Англия покрылась бы лесом из виселиц. К счастью, этого не произошло. Король ограничился фразой: «все они лжецы!», а судья Коке вскричал в суде: «Мы спаслись, как иудеи из фараонова рабства!» Король и Фрэнсис Бэкон отстранили судью от ведения процесса. Графиня и сам Сомерсет (скорее всего, просто за компанию с другими) были признаны виновными, осуждены, заключены в тюрьму, помилованы и оставлены умирать в безвестности.

Христос предостерегал Свою Церковь от чрезмерного внимания к чудесам; Сэр Эдвард Коке, увлеченный юриспруденцией, забыл Новый Завет. И тем не