Между танками и самоходками быстро расхаживал замполит полка с пистолетом. Выкрикивал что-то бодрое, но все заглушал звук работающих на холостом ходу двигателей. Доносилось знакомое:

Танки, густо облепленные десантом, двинулись в рассветной полумгле. На самоходках тоже сидели десантники, человек по десять. Батальон Швыдко укомплектовали до полного состава. Правда, это были уже не те два десятка новых «тридцатьчетверок». Танки были закопченные, виднелись заплаты.

Следом за Т-34 шли легкие Т-70. Чистякову они показались несуразными. Короче «тридцатьчетверок» метра на два, узкие, со слабой бортовой броней и нижними колесами, крепившимися непонятно к чему. Рядом фугас взорвется, вышибет к чертовой бабушке.

Тем не менее силы сосредоточили большие. Среди машин Саня увидел несколько СУ-122, которые они также изучали в Челябинском училище. Переваливая через заполненные дождевой водой низины, двигались «виллисы» с легкими полковыми трехдюймовками на прицепе. Иногда буксовали, тогда их дружно подталкивали расчеты. Лошади с усилием тянули «сорокапятки» с зарядными ящиками, набитыми снарядами.

Пехота цепями шла по мокрой траве. Тяжелые 82-миллиметровые минометы бойцы тащили в разобранном виде на закорках. Люди были навьючены ящиками, коробками с боеприпасами не хуже лошадей и шагали медленно, застревая в грязи. Бронебойщики парами несли на плечах длинные противотанковые ружья.

«Это называется атака, – с горечью наблюдая за бредущими цепями, размышлял Чистяков. – А что будет, когда немцы откроют огонь?»

Машина Чистякова шла, как обычно, на левом фланге. Метрах в ста двигалась самоходка Пантелеева. Машина Паши Рогожкина иногда мелькала среди бугров на правом фланге их участка. Со стороны немецких позиций вели огонь пулеметы, летели мелкие 50-миллиметровые мины.

Саня не сразу догадался, что огнем сбивают флажки на металлических штырях, обозначающие проходы в минных полях. Танки резко увеличили скорость. Из-за холмов полетели гаубичные снаряды. «Стопятимиллиметровки» подняли стену заградительного огня. В разных местах оглушительно гремели разрывы 150-миллиметровых тяжелых гаубиц.

Смотреть на сплошной ряд грохочущих фонтанов было жутко. Снаряды врезались глубоко в размякшую почву, выкидывали огромные комья дерна, взвесь мелкой грязи. Известняковые плешины разлетались градом больших и мелких камней, оседали облаком мучнистой пыли.

Вместе с осколочно-фугасными снарядами летели зажигательные, фосфорные. Кое-где загорелись, пуская клубы дыма, мокрая трава и кустарник. Облитая горящей массой вспыхнула «тридцатьчетверка», из нее выскакивал экипаж. Пытались тушить, но взрывы мин раскидали людей.

Головные танки невольно замедлили ход, соскочил десант. Справа и слева взлетали зеленые ракеты, торопя атакующих. Страшно, но останавливаться нельзя. Машины снова увеличили скорость и одна за другой исчезали в клубящейся взрывами мешанине.

Саня, крепко вцепившись в скобы, быстро оглядел экипаж. Коля Серов подался вперед, завороженно глядя на приближающийся смертельный вал. Вася Манихин сжался и что-то бормотал, голова механика в ободранном танкошлеме тряслась на каменистых ухабах.

– Скорость! – окликнул его Чистяков.

– Идем, как можем. Грязи много, вязнем.

Впереди что-то горело неярким багровым сгустком, все закрывал дым и оседающая размельченная земля. Новый взрыв совсем рядом. Самоходку качнуло, о стенку рубки ударили осколки вперемешку с большими комьями дерна.

Проскочили горевший танк. Фугас взорвался по ходу, забив смотровые щели. Лученок, не снижая хода, приоткрыл люк, с силой хлопнул, стряхивая грязь. В машину ворвался горячий воздух, пропитанный вонью сгоревшей взрывчатки.

Кто-то пытался связаться с машиной Чистякова по рации, но Денисов мог расслышать лишь треск и обрывки слов.

– Четвертый слушает, – надрывался Студент. – Прием!

Самоходка неожиданно выскочила из дымной полутьмы и оказалась под голубым чистым небом. Мокрая зеленая трава сверкала под солнечными лучами. День обещал быть ясным.

Младшему лейтенанту казалось, они уже проскочили поле, подъем, и вот-вот должны ворваться в первую линию траншей. Он едва не застонал от разочарования – до траншей оставалось не менее трехсот метров.

«Тридцатьчетверки», стреляя из пушек и пулеметов, уже приближались к гребню траншеи. Навстречу торопливо и звонко хлопали приземистые 75-миллиметровки. Обычно они попадали в цель и за километр, но артподготовка сыграла свою роль. Оглушенные артиллеристы, лихорадочно посылая снаряд за снарядом, нервничали и мазали.

Некоторые расчеты, не пришедшие в себя, контуженные, копошились слишком медленно. С десяток танков, в том числе легкие Т-70, уже достигли траншеи, давили пушки, пулеметные гнезда, расстреливая бегущих солдат противника.

Но стремительный рывок батальону, опередившему на своем участке другие подразделения, обошелся дорого. Чистяков не видел, сколько подбитых танков осталось позади, но близ траншей дымила «тридцатьчетверка» и горели два легких Т-70.

Еще одна «тридцатьчетверка» подорвалась на мине. Экипаж оказался в ловушке. Оставлять машину танкисты не имели права, так как было исправно вооружение. Но застрявшая в сотне метров от траншеи машина, с разбитым ведущим колесом и оборванной гусеницей, была обречена.

«Тридцатьчетверка», вращая башней, непрерывно стреляла из пушки и обоих пулеметов. Соседние машины пытались помочь, разнесли прямым попаданием 75-миллиметровку, отгоняли пулеметными очередями гранатометчиков.

Огнеметный танк выпустил хлопками два заряда горящей смеси. Повернул башню, чтобы добавить, но взрыв вражеского снаряда встряхнул его, а следующее попадание превратило машину с ее объемистым резервуаром огнесмеси в пылающий клубок.

Одновременно стали взрываться снаряды (огнеметный танк имел и пушку), разламывая корпус, сковырнул набок башню. Один из снарядов, описав дугу, ударил в борт самоходки Чистякова. Взорвался, но броню не пробил, лишь снова встряхнул машину.

Механик обреченной «тридцатьчетверки» под прикрытием огненной завесы и взрывающихся снарядов дал полный газ. Юзом, вращаясь вокруг собственного корпуса, преодолел несколько метров и завалился в глубокую воронку. Машина опрокинулась набок, из люков с трудом выбирались танкисты.

Самоходка Чистякова перевалила через траншею. Впереди торчал приземистый дот.

– Дави! – кричал Коля Серов.

– Гусеницы порвем! – еще громче выкрикивал снизу Тимофей Лученок.

– Гусеницы… твою мать. Сейчас нас самих порвут.

Дот торчал из земли на метр с небольшим, а нижний угол склонения гаубицы был всего минус два градуса. Мертвая зона. И все же Чистяков, оттолкнув наводчика, выстрелил.

Снаряд прошел над плоской крышей дота, но струя пламени из ствола тяжелой гаубицы хлестнула, как из огнемета. Пучок огня на излете обдал жаром амбразуру, из которой торчала легкая «пятидесятимиллиметровка».