– Бабы в реке прополощут, – махнув рукой, пробасил тот, что постарше. – Мы тут не брезгливые.

Видимо, не только братья-покупатели на произошедшее внимание обратили. Потому как примерно через час ко мне, загорающему возле пулемета, подошел один из давешних хватких пареньков-телохранителей.

– Арсений Витальевич с вами поговорить хочет.

Нас не представили, но в голосе было такое уважение к названному, что сомнений и не возникло – «гуру» пообщаться хочет. Что ж, уважим человека. Жизнь у «хэдхантеров» сложная, никогда не знаешь, какое знакомство буквально завтра пригодиться может. Потому и не ссоримся мы ни с кем, без самой крайней нужды. А тут еще и места для всех нас новые. Не слышал я, что бы кто-то из наших на Кинешму ходил. Значит, будем налаживать дружеские контакты с прицелом на будущее. И не только для себя. Мало ли, занесет нелегкая кого-нибудь из охотников за головами в здешние края, а тут о нас знают уже. И знают с хорошей стороны. Поэтому и еды продадут, и в спину не выстрелят. А это, уж поверьте, в наше волчье время – очень немало.

– Что ж, не будем заставлять ждать, – привстал я с креслица и, громко свистнув, замахал рукою Валере. Мол, принимай пост, стажер. Каким бы дружественным тут народ ни был, у пулемета лучше кому-то подежурить. Доверие – это одно, а вот расслабон неуместный – совершенно другое.

Когда мы спускались по брошенным с борта на причал сходням, пара здоровенных битюгов с коротко остриженными хвостами и гривами, таких, вроде, першеронами называют, подкатила к борту прицеп с цистерной. Прицеп интересный: в прошлой жизни явно был грузовиком, может – «Газ», а может – и «Зил» «сто тридцатый». Не настолько хорошо я в грузовиках разбираюсь, чтобы по раме и задним колесам марку определять. Была б кабина… Но вот как раз кабины – и нету. Вместо нее оглобли, упряжь и пара богатырских лошадок. Да уж, что им какая-то бочка на колесах? Такие в Первую мировую гаубицы таскали. По фронтовому бездорожью. А тут какие-то несчастные четыре «куба» топлива… Не смешно даже. Значит, не только трофейными пушками и патронами Константин с местными банчит. Скорее – наоборот, оружие и боеприпасы – это так, приятный бонус, «вишенка на торте».

Здешний главсектант, видимо, все свои дела с Гольденцвайгом порешал уже и теперь сидит неподалеку от причала, на удобной даже на вид деревянной лавочке со спинкой, в тени пары яблоневых деревьев. Тени пока еще жиденькой, те совсем недавно лист дали, но все равно лучше, чем на солнцепеке. И не просто так сидит, а наблюдает, как Юрка споро и привычно раскатывает «кишку» топливного шланга от помпы к одной из горловин цистерны. Стоило нам подойти, «гуру» привстал, проявляя уважение, и первым протянул мне руку, а потом приглашающе похлопал ладонью по лавке, присаживайся, мол.

И начался ставшим за многие годы уже привычным процесс представления на новом месте. Ага, «ария варяжского гостя» в моем исполнении…

Похожий на колхозника «гуру» слушал вроде бы внимательно, но у меня почему-то сложилось стойкое впечатление, что он не столько меня слушает, сколько изучает. Не разглядывает и не обнюхивает даже, словно один пес другого, а именно комплексное изучение проводит, будто оценивает. Лицо задумчивое, выражение доброжелательное, но в глазах – будто лед намерз. Непростой взгляд у человека, видно, и человек ему под стать.

На кратком упоминании событий в Чухломе взор старика вдруг немного «оттаял».

– Как же, как же, наслышан…

Надо же, наша «веселая история» и сюда докатилась. Интересно, насколько сильно ее в процессе «доставки» переврали?

Словно почувствовав мой настрой, Арсений Витальевич пояснил.

– Среди наших братьев и сестер – немало людей, выживших благодаря вам. И обретших здесь бога.

Вот те раз! А Валера на пару с Семёнычем утверждают, будто здешние чужаков не привечают. Вон, казалось бы, старых знакомых – Гольденцвайга с командой – ни разу даже на переночевать не оставили. Несмотря на вполне взаимовыгодный бизнес.

И снова мои мысли не остались не замеченными стариком, который лишь вопросительно изогнул бровь.

– О них подумал? – главсектант взглядом указал на баржу. – Они хорошие люди, но к богу им дороги не найти. Истинно верующим сможет стать лишь тот, кто все потерял. А у Константина и его товарищей – и без того все хорошо. Им нас не понять, как не поймет рыба птицу. Но не все, кто приходит к нам, – такие. Тех, кто прошел через посылаемые жизнью испытания, но остался чист сердцем, тех, кому действительно некуда больше идти, – мы принимаем. Вот ты, Александр, вполне мог бы стать одним из нас. Я вижу в тебе немалый потенциал.

Я лишь плечами пожал. Ну, да, конечно, вот сейчас мне начнут рассказывать про то, какой я особенный и как много мне может дать здешняя церковь, как бы она ни называлась. Старая песня, знакомая еще с начала девяностых, когда в Москве не протолкнуться было от вербовщиков «Аум Синрикё», церкви Муна и прочих Белых Братств.

В голове почему-то всплыл эпизод фильма «Конан-варвар», когда вот такие же благостные «дети цветов» предлагали воину бросить меч и вернуться к земле. И реакция – исполненный ехидства каркающий смешок и: «В земле мы все належимся после смерти»… Но обижать «гуру», разумеется, не стоит.

– Уж простите, Арсений Витальевич, но как-то не чувствую я в себе тяги к созидательному труду на благо какого бы то ни было бога. При всем моем уважении.

Старик на меня явно не обиделся, скорее наоборот, мой ответ его изрядно повеселил.

– Александр, – ответил он мне, доброжелательно улыбаясь. – Вам никто ничего подобного и не предлагает. Не думаю, что бог оценит попытку мотыжить грядки клинком булатной стали. И урожаю такое на пользу не пойдет, и клинок загубить недолго. И зачем это нужно?

Так, меня, что же, в здешнюю охрану зазывают? Или вовсе в какую-нибудь местечковую армию? А что, община тут явно немаленькая, «штыков» двадцать, а то и тридцать прокормить смогут. А взвод профессиональной пехоты по нашим временам… У иных вологодских «князей» их «дружины» немногим больше.

– Господь способен не только дать утешение все потерявшим в нашем сошедшем с ума мире. Он также может дать силу и мужество тем, кто встанет на защиту обездоленных. Поистине сверхчеловеческую силу, не сравнимую с другими… Не буду врать – не всем, лишь самым достойным. Но ты вполне можешь оказаться из их числа. Ты чист сердцем, в тебе нет алчности и злобы. Ты уже сделал защиту других своим ремеслом… так попробуй превратить презренное ремесло в высокое искусство. Если в этом твое призвание – будет совсем нетрудно, поверь, я знаю, о чем говорю.

Точно, в «дружину» тянет, как бы она у него ни называлась. Да еще и обещает черт знает чего. Интересно, он для своих «берсерков» со сверхчеловеческими силами по старинке мухоморы варит или химией какой ширяет, исходя из последних достижений довоенной еще науки?

– Не хочу обидеть вас отказом, – я попытался придать своему голосу максимальную искренность, – но защищать других для меня – профессия. Приносящая деньги. Что-то не вижу я в этом никакой особой чистоты помыслов.