– Ты же взрослый человек, Александр, – снова улыбнулся мне «гуру», – и отлично должен понимать, в чем разница между «зарабатывать, чтобы жить» и «жить, чтобы зарабатывать»… Ну, да ладно, неволить не буду. Просто помни, если решишься – возвращайся. У нас тут крепкая община добрых людей. И к своим защитникам мы относимся вовсе не как к наемникам и уж тем более не как к княжеской «крыше».

Ага, понятно. «Народ и армия едины» и все такое. Нет, что-то не готов я пока в ряды просветленных вставать. И сверхчеловеческие силы – оно, конечно, здорово, но вот еще знать бы, какой ценой. Так что – как-нибудь в другой раз. И, полагаю, не в этой жизни.

Открытым текстом я этого, понятное дело, говорить не стал, отказ обставил максимально вежливо и уважительно, а потом – распрощался и неторопливо, но целеустремленно «сделал ноги» назад, на баржу.

Когда речной танкер тихо, без ставшего уже привычным за время недолгого путешествия короткого гудка отвалил от причала, к пулеметному гнезду подошел Семёныч.

– О чем беседовали, если не секрет, Сань?

Энергичный кивок в сторону неспешно уплывающего берега сомнений не оставлял, механик явно имел в виду мой разговор с «гуру».

– Нет, какие там секреты? – отмахнулся я. – К себе звал. Говорит – большой во мне потенциал…

– Надо же, – удивлению судового «механа» не было предела. – Нам за все время знакомства даже переночевать не предложил ни разу, мы тут, неподалеку от Кинешмы, на ночевку у островка одного встаем. А тут – прямо звал?

– Ага, – с легкомысленным видом кивнул я. – Еще и обещал разного, чуть ли не Бэтменом сделать… Собственно, потому и не рискнул. Недоверие у меня вызывают люди, что золотые горы сулят «безвозмезддо, то есть дадом».

Гнусавый голос Мудрой Совы из мультика у меня вышел настолько похожим, что Степаныч громко и совершенно несолидно хихикнул.

– А про нас он не говорил ничего?

– А то, – снова киваю я. – Говорил. Мол, продались вы с потрохами Золотому Тельцу и этому, как его… Маммоне. Потому и не дано вам истинного бога узреть.

Увидев, как насупился механик, я понял, что с шуточками немного переборщил.

– Так и сказал?

– Нет, конечно, – поспешил я исправить ситуацию. – Это меня что-то на идиотский юмор потянуло. Сказал что-то вроде: мол, у вас и так все в жизни неплохо складывается. А они, если кого к себе и принимают, то только уж совсем в отчаянном положении людей. Тех, кто все потерял, кому уже просто идти некуда. Но при этом еще что-то и про чистое сердце намекал. Думаю, какого-нибудь бандита они на порог не пустят, даже если он на этом самом пороге с голоду подыхать будет. Ну, по крайней мере, так я его понял.

– Угу, – щурится на клонящееся к горизонту солнце Семёныч, – а оружие, все, что есть, скупают, чтоб у тех, на пороге, никаких глупых мыслей не возникало… Впрочем, места тут глухие, неспокойные. До Пустошей – рукой подать. Тут кроме шуток «тяжко жить без пулемета».

И мы ненадолго замолчали, думая каждый о своем.

– А в Кинешме вы, значит, не останавливаетесь принципиально? – через некоторое время нарушаю я слегка затянувшееся молчание.

– Можно и так сказать. Нет, если попутный фрахт выпадает – грузы завозим… Но на ночевку не встаем, тут ты прав.

– Что так? Ты ж вроде сам говорил, что мор прошел давно и люди там живут, не мрут…

– Может, и не мрут, – явно смутившись, соглашается мой собеседник. – Но знаешь… Как-то оно… Словом – не буди лихо.

Подкалывать старика по поводу суеверий я не стал. Они дело такое – одно другому рознь. Какие-то, вроде черной кошки или бабы с пустым ведром, разумеется – чушь полная и заведомая. Но ведь и другие есть… Вроде «трое от одной спички не прикуривают»[61]. Тут изначально причины были весьма серьезные. Кто знает, как тут дело обстоит? Какая именно «болячка» тут народ после ядерной войны косила? Какие у нее были причины. У той же сибирской язвы «период полураспада» – очень длинный. Заразиться, говорят, и многие десятилетия спустя можно. К чему лишний раз рисковать?

Ночевать, как Степаныч и говорил, встали у небольшого островка километров на тридцать выше руин Кинешмы по течению. До Ярославля осталось совсем немного, меньше двух сотен километров, но бдели ночью всерьез. Очень часто на длинных перегонах грабители подлавливают торговые караваны буквально на последних привалах, когда охрана, чувствующая близость дома или конечной точки маршрута, решает, что можно и расслабиться немного. Тут-то их и берут тепленькими. Однако что я, что прочие нанятые Гольденцвайгом охранники – не из таких. Нас без хрена не сожрать. Потому смотрим в ночную тьму внимательно, в оба глаза, слушаем внимательно – в оба уха. Но, видимо, весь «лимит» неприятностей на это путешествие наш коллектив уже выбрал. Ночь прошла совершенно спокойно, разве что крупная рыба у борта шумно плескалась. А с рассветом речной танкер вновь «развел пары» и двинулся вверх по течению Волги в сторону Ярославля. И уже после обеда я увидел его своими глазами…

За семь лет до описываемых событий

Одной группой нам повоевать не дали. Так и сказали: мол, слишком жирно – целый взвод из одних офицеров, пусть часть из них уже бывшие. Тут каждый «ванька-взводный» на счету, офицеров – мало, бойцами командовать некому… Так и раскидали по «точкам», кого куда, вот к примеру меня и… Так, это что еще такое?

– Да что ж ты, гад, творишь, так твою перерастак?!

Возмущению в голосе прилегшего отдыхать на туристическом коврике-пенке солдата нет предела. Ну, да, если б мне с размаху на руку наступили, я б тоже обиделся. И выражался б ничуть не тише и, скорее всего, даже грубее. Однако Игоря неласковый прием совершенно не смутил. Прапорщик Боровков вообще, как я успел заметить, – парень жизнерадостный и, как в армии о таких говорят, – «не вникающий». В смысле, умудряющийся все жизненные проблемы и невзгоды пропускать мимо себя. Как в том древнем анекдоте: «Как же вы расслабляетесь? – Да я просто не напрягаюсь!»

Вот и сейчас он отреагировал в свойственной манере.

– А я при чем? Поразметались тут, понимаешь, словно знойные барышни во сне… Поотращивали ласт… Честному человеку уже и наступить некуда. Ты это, радуйся, что всего лишь на руку, а не на голову.

– А в ухо? – коротко поинтересовались снизу.