– Твои дурацкие сморы, – ворчливо отвечаю я.

Готовить эти батончики – сплошная морока. Вся перепачкаешься. Но я в восторге от того, что Майер в восторге от них, и даже мошеннически воспользовалась этим, чтобы он от меня зависел: объясняя ему, как готовится его любимое лакомство, я каждый раз «забывала» про какой-нибудь ингредиент. Рецепт не совсем из интернета – я взяла несколько вариантов и сделала из них свой.

– Хорошо. Заодно понаблюдаю за процессом. – Майер пожимает плечами и, запустив руку в пакет, достает сразу несколько сырных шариков.

– Убери лапы от моего сыра, животное! Или возьми хотя бы миску, – требую я. Майер запрокидывает голову, показав кадык, и отправляет шарики в рот. – Не надо здесь маячить, пока я готовлю!

– Чего ты такая сердитая?

– Мог бы сказать мне про ужин в твою честь. Я пришла бы и тоже тебя поздравила.

– Я всего лишь один из авторов сценария. Ужин был не в мою честь, а в честь съемочной группы, – говорит Майер и, тут же поняв, что ляпнул лишнее, широко раскрывает глаза.

Я медленно откладываю скалку, при помощи которой тщательно измельчала печенье, и поднимаю взгляд:

– То есть были и актеры?

– Фи…

– Майер. Я могла встретиться с Дермотом Малруни, но ты не позволил мне воспользоваться этим шансом – единственным в моей жизни?

– Фи…

– А потом ты являешься сюда и выпрашиваешь лакомства? Ну уж нет!

Я разворачиваюсь и гордо шествую к дивану. Майер, вздохнув у меня за спиной, закрывает пакет с моцареллой.

– Извини, Джонс. Ты ведь не поверишь, если я скажу, что просто не хотел делиться тобой с чужими людьми.

Это признание вызывает у меня приятно щекочущее чувство. Тем не менее я фыркаю и, бросив сердитый взгляд через плечо, отвечаю:

– Майер, я зарабатываю себе на жизнь тем, что выворачиваюсь наизнанку перед сотнями чужих людей. Делюсь собой со всеми, кому не лень слушать мои интимные излияния.

– Вот именно. А может, мне не хотелось, чтобы плюс к многочисленным зрителям кто-то еще интересовался тобой… или твоими сморами в виде батончиков, – произносит Май легким, умиротворяющим тоном и, надув губы, приподнимает брови, как будто говорит: «Ну прости меня! Я же такой милашка!» Через несколько секунд он вздыхает: – Извини, Джонс.

– Я тебе не верю, Хэрриган.

Майер обходит диван и встает передо мной, загородив телевизор. Пиджак он уже где-то бросил и теперь начинает закатывать рукава рубашки, дюйм за дюймом обнажая мускулистые предплечья. С каждым его движением мои глаза раскрываются все шире. Я бы с радостью повисла на этих руках, если бы их обладатель мне позволил. Сглатываю, напоминаю себе, что пора моргнуть, и прибавляю громкость телевизора, чтобы отвлечься.

Май не сдается: продолжает упорно заслонять от меня экран, в какую бы сторону я ни наклонилась. Наконец я жму на кнопку выключения и вопросительно приподнимаю бровь. До меня долетает легкая усмешка, но Майер тут же делает серьезное лицо.

– Я тебе не вру. Я просто сглупил. Думал, что долго не пробуду, потому что на таких банкетах все всегда скучают. Конечно, надо было тебя пригласить. В следующий раз так и сделаю. Даю слово. Может, тогда мне будет не так скучно. Извини, Фарли Амалия Джонс.

– Не называй меня Амалией, так нечестно!

Мне кажется, что это имя делает меня женственной и грациозной. Но стоит мне почувствовать себя дамой, другая, подлая, часть моей натуры норовит рыгнуть.

Вдруг аватар, в данный момент управляющий телом Майера, становится на четвереньки и ползет ко мне.

– Что ты…

Он встает на колени, молитвенно складывает руки и жалобно выпячивает губу.

– Пожалуйста, прости меня!

Когда Майер так смешон и так не похож на себя обычного, я ничего не могу с собой поделать.

– Вижу, ты действительно здорово проголодался. Аж с катушек слетел, – говорю я, нервно усмехнувшись. – Что же тебя на твоем банкете не покормили?

– Это Голливуд. Там еды никогда на всех не хватает, – отвечает он и снова делает такое лицо, будто вот-вот заплачет.

– Ну ладно.

Я поднимаюсь с дивана. Майер, не вставая, обнимает меня и прижимается щекой к моему пупку. Я чуть не падаю назад, а устояв на ногах, зачем-то обеими ладонями глажу его по голове, вместо того чтобы просто похлопать по плечам. Приятели и коллеги так не делают, не перебирают пальцами волосы друг друга. Это резко контрастирует с тем, как мы обычно общаемся. До сих пор мы были двумя одноименными полюсами магнитов, которые никогда не соприкасаются.

Я судорожно придумываю, что сказать. Любая фраза сгодится – лишь бы скрыть смущение.

– Хм, – произношу я наконец. – Я приготовлю тебе сморы, только если мы заключим сделку.

Майер застывает, и я застываю вместе с ним. Его руки крепко обхватывают меня чуть выше задницы, подобравшейся в тугой комок, ухо прижато к той части живота, где находится яичник. Эти органы ведь не издают никаких звуков? По-моему, я слышу, как мои яйцеклетки кричат мультяшными голосами: «Мы здесь, прекрасный мужчина! Спаси нас из лона этой дьяволицы, а то она останется старой девой и мы пропадем!»

– Да? – отвечает Майер.

– Сделай со мной селфи и разреши мне тебя постричь, – говорю я, чтобы то, как я запустила обе лапы в его волосы, выглядело чуть менее странно.

К тому же Хейзл не любит, когда он обрастает. Ну а я не привередлива: мне он нравился бы даже стриженным под горшок.

– Ты надумала обрить меня наголо или у тебя другой план мести? – спрашивает Майер осторожно, и его низкий голос отдается у меня внутри.

Я притворно смеюсь – на октаву выше, чем обычно.

– Расслабься. Я просто немного подровняю тебе волосы.

– Ладно. Это можно.

Майер глубоко вздыхает, я высвобождаюсь из его рук и спасаюсь бегством на кухню. Он идет за мной, склоняется над столом и пристально рассматривает все ингредиенты. Явно подозревая какой-то подвох, он то и дело спрашивает: «Постой, сколько надо вот этого? А это как долго мешать? Скажи-ка еще раз, что за чем кладется?» Опершись обеими ладонями о столешницу и склонив голову в мою сторону, Май наблюдает за мной и заодно рассказывает сплетни, услышанные на вечеринке, на которую он не счел нужным меня пригласить. В основном это истории о звездах и их причудах. Но мне интереснее слушать о менее знаменитых участниках съемочного процесса: о том, как декораторы поссорились из-за обоев, о саботаже и о воровстве еды. Когда Майер рассказывает мне про звукотехника, который целую неделю платил за такси, а свою машину держал на парковке, чтобы заклятому