Горящие микрофоны обвисли на стойках в студии; подвесные микрофоны валились с потолка; в реквизиторской горели топоры, пестики для колки льда, тесаки и дубинки. Пламя пожирало бесконечные запасы магнитной ленты. Плавилась проводка, стрелки индикаторов подергивались, словно записывая самоубийство.

В эти последние мгновения студии вдруг завертелась катушка с записью, и из единственного выжившего маленького динамика раздался звук. Голос девочки произнес:

– Закрой глаза. Слушай и угадывай.

Послышался нежный перестук капель.

– Это дождь! – воскликнул другой девчачий голос.

А девочка постарше попросила:

– Теперь расскажи, что у тебя было на завтрак, Люси.

Та, что помладше, ответила:

– Овсяные хлопья. Яичница. Стакан молока.

Где-то открылась и закрылась дверь, раздался звук шагов, а потом и мужской голос:

– Митци, кто твоя новая подружка?

Та, что постарше, сказала:

– Люси, познакомься, это мой папа.

Последняя катушка потекла, плавясь, и загорелась.

Телеэкран показывал бревенчатую хижину, где на вычурной латунной кровати лежала женщина, руки и ноги которой были привязаны к стойкам кровати. В халупу ворвалась толпа солдат-южан, в руке одного из них блестел разделочный нож, а другой спросил гадким голосом:

– Ну что, Тамми Бель, скажешь нам, куда попрятались черномазые, или придется тебя кончать?

Гейтс сидел на диване и ел попкорн из чашки на коленях. Рядом сидела Блаш с их сыном Лоутоном на руках.

Солдаты набросились на женщину, и та завизжала. Во всяком случае, в дубляже прозвучал визг. Гейтс Фостер переключил канал, и на экране появилась фальшивая Люсинда – новая телезвезда Мередит Маршалл в главной роли в сериале о детективном агентстве, которым заправляют папаша с дочкой; папаша при этом напропалую сыплет остротами. В роли папаши – фальшивый Робб Лоуренс. Оба – из целого совершенно свежего поколения звезд кино и телевидения, рейтинги обоих просто зашкаливают. После каждой реплики в диалогах звучит закадровый смех.

Жуя попкорн, Фостер задался вопросом: осталось ли в этом мире хоть что-то настоящее, подлинное? Хоть что-то или хоть кто-то. Даже у попкорна вкус оказался какой-то не такой.

Фостер вернулся к фильму про гражданскую войну и заявил:

– Какая дешевка!

Ребенок проснулся и закапризничал. Успокаивая малыша, Блаш проговорила:

– Ну визг-то был отменный.

Фостер проверил почту, повернув телефон так, чтобы жена не видела экран. Он открыл письмо, полученное из департамента статистики штата Айдахо, и в который раз за день его перечитал. Текст уже запомнил наизусть. Вкратце там значилось, что в государственных архивах штата Айдахо никакого Лоутона Кестлера ни в какой школе не зарегистрировано. Ни единому ребенку с таким именем не выдавалось свидетельство о рождении. И ни один мальчик не скончался от приступа аллергии, вызванного арахисом; ни один мальчик не умер, сжимая в руке пальцы будущей кинозвезды, на стылой горе, в окружении диких кошек.

И никакой Бич-Маунтин в природе не существует.

Блаш Джентри, или кто бы она ни была, просто все выдумала. Поводила его, как рыбку на крючке, и подсекла. Или эту историю ей подкинули те же люди, что наняли Робба, – та же организация, что создала фальшивую группу поддержки и довела Фостера до срыва на фальшивых похоронах. Какая-то строго секретная и глубоко законспирированная операция спецслужб; ему сливали фото надругательств над детишками, чтобы питать его ненависть к преступникам, а потом использовать отцовский гнев в своих целях.

А когда у него руки от отчаяния опустились, эта организация прислала видео с криком Люсинды.

Фостер набил рот попкорном и вытер жирные пальцы о диванную подушку. Гнев и ярость не пропали, требовалась лишь подпитка. Достаточно пролистать фото в личной галерее чудовищ. И если его догадка верна, если он все понял правильно, теперь он сам может выбирать. Тех, кого он нашел в «даркнете», ему подадут, как пиццу, – делай что хочешь.

И так он успокоит и излечит душу.

Конечно, его приемы не идеальны, и Фостер наделает ошибок. Однако даже невинно загубленные души пострадают не напрасно. Он будет устраивать допросы и выпускать пар. Хуже не будет. И уж по крайней мере от этого выиграет художественный кинематограф.

Фостер бросил взгляд на свою прекрасную жену, кем бы она ни была. Посмотрел на ребенка, отродье чужаков. Когда-нибудь сын унаследует дело отца.

Теперь Гейтса Фостера не остановить, ведь он работает на тех, кто кого хочешь остановит.

Довольно ясное и простое будущее. Простое и прекрасное. Прекрасное и бездонное.