и Игорь, практически в голос матерясь выкидывают продукты из новой поставки.

— Что тут? — подхожу к ним.

— Как Игорь и сказал, почти треть продуктов просрочка, — морщится Андрей. — Причем, у чего-то срок вышел вчера, у чего-то сегодня.

— Ясно, — окидываю взглядом гору испорченных продуктов. — Использовать это нельзя, поэтому смело все списывайте.

Мужчины кивают и продолжают заниматься утилизацией. Я захожу на шефскую кухню и сажусь за стол, обхватив голову руками. Утешаю себя тем, что две недели в этом дурдоме я точно смогу продержаться, да и новую работу подыскать будет время. Не ясно как повлияет реабилитация на маму и будет ли результат, а значит, мне надо быть готовой к тому, что деньги еще могут потребоваться на продолжение лечения.

Решение уйти из “Есенина” — не сиюминутная истерика. С того самого момента, как Марк порвал со мной, эта мысль поселилась в моей голове. Мы не сможем работать вместе, поэтому мое увольнение всего лишь вопрос времени. И я решила, что самое время именно сейчас. Самодур Илья упорно топит заведение, а сил с ним бороться у меня не осталось, да и желания, если честно, тоже. Поэтому я отработаю две недели и забуду “Есенин”, а вместе с ним, и Марка Михельсона как страшный сон.

Как только я думаю о Марке, на телефон приходит сообщение и, как это ни странно, от него. Сердце предательски замирает в груди, я вытираю вспотевшие ладони о китель и открываю сообщение. Перед моими глазами фотография, увидев которую, я забываю как дышать. На ней запечатлена я, стоящая у своего Порша этим утром. И все бы ничего, но только, если верить фотографии, в этот момент я самозабвенно целуюсь с Артемом. Кроме фотографии больше в сообщении ничего нет. Никаких комментариев от Марка, вопросов или, на худой конец, обвинений. Я морщусь, как от зубной боли и тут же набираю его номер телефона. После четвертого гудка мне становится понятно, что он мне не ответит. Я сбрасываю звонок и с силой стискиваю в руках телефон.

Спустя три дня поговорить с Марком мне так и не удается. Я звонила ему еще пару раз в тот день, когда получила эту фотографию, но он все так же не брал трубку, а позже мне не перезвонил. Несмотря на то, что Марк сам принял решение закончить наши отношения, я чувствую, что должна объясниться с ним. Со стороны ситуация выглядит до простого понятной и довольно омерзительной. Но мне все же хочется прояснить этот момент. Но два моих сообщения тоже остаются без ответа, и тогда я оставляю бесплодные попытки с ним связаться. В ресторане Марк все это время не объявляется.

Единственное что я делаю — отправляю снимок Артему.

“Твоих рук дело?” — подписываю я фотографию.

“Ну на фото я, значит и целуешься ты со мной”, — приходит быстрый ответ.

“Я про саму фотографию. Это ты подстроил?”

“Ну что ты. Это не в моем стиле. Знаешь, очень похоже на почерк твоего Михельсона”

А затем от него приходит еще сообщение.

“Может попробуем еще раз?”

С трудом подавив желание написать в ответ что-то резкое, я просто игнорирую его.

— И что ты планируешь дальше делать? — спрашивает меня тем же днем по телефону Вера.

Я иду по коридору в сторону раздевалки, чтобы заменить китель, на который умудрилась опрокинуть почти полный сотейник соуса. Со стороны я выгляжу как жертва безумного маньяка, искромсавшего меня огромным тесаком. Звонок от Веры застает меня в дверях кухни.

— Прямо сейчас переодеться, и вернуться на кухню, чтобы все-таки приготовить демиглас, — вздыхаю я.

— Перестань. Ты поняла о чем я, — цедит Верка.

— На завтра у меня назначено два собеседования, — сдаюсь я, подходя к раздевалке. — В Жан-Жаке и в Тифлисском дворике.

— Грузинский ресторан? — с удивлением уточняет подруга.

— Я изучаю все варианты, — морщусь я.

— А как Марк? — резко меняет Вера тему.

— Все так же, — снимая китель, продолжаю разговор. — В ресторане его нет, перезвонить или написать мне он, видимо, не захотел. Но это его решение. Снова.

— Он знает, что ты увольняешься?

— Я ему не говорила. Если не сказал Илья, то вряд ли.

— Ты не хочешь ему сообщить? — аккуратно интересуется Вера.

— Нет, — отрезаю я. — Ладно, Вер. Мне пора возвращаться на кухню.

Я прощаюсь с подругой и, переодевшись в новый китель, выхожу из раздевалки и снова иду по коридору, когда до меня доносятся крики ссоры откуда-то из-за закрытых дверей. Я прислушиваюсь и понимаю, что ссорятся, судя по всему, в кабинете Ильи. Голос совладельца “Есенина” звучит приглушенно, но узнаваемо, а вот кому принадлежит женский, несмотря на внушительную громкость визга, определить не удается. Я ускоряюсь, чтобы не стать невольной свидетельницей скандала, когда до меня внезапно доносится обрывок фразы.

— Если все это вскроется, то сяду я, а не ты! — кричит девушка, и, наконец, я понимаю, что в кабинете Ильи находится Лиза.

Открыв рот от удивления, я замедляю шаг и, оглянувшись по сторонам, подхожу ближе к двери кабинета бывшего управляющего. До меня доносится приглушенный голос Ильи.

— Не ори, дура. Если ты будешь визжать, то мы оба окажемся за решеткой. Но лучше так, чем попасть в руки Семенова.

Я зажимаю рот рукой от шока и продолжаю вслушиваться в их перепалку.

— Ты обещал мне место управляющего, когда все это случится. Как долго мне еще ждать? — уже немного тише говорит Лиза.

— Ты видишь, что сейчас творится с рестораном? — зло шипит Илья. — Я не предполагал, что это обернется такой катастрофой для “Есенина”. Я думал, что уволят эту тупую суку, ну и Марку достанется, а вот заведение, которое окажется под угрозой закрытия, не входило в мои планы.

— И когда ты меня повысишь? — снова взвизгивает Лиза.

— Сейчас для этого нет денег, понимаешь ты или нет? Я не могу просто взять и повысить тебя! Никаких уважительных причин для того чтобы увеличить расходы на персонал у нас нет. Марк ни за что не согласится на это.

— Знаешь, что? — голос Лизы искажается от злобы. — Я одна отвечать за все не буду. В случае чего, я утяну тебя за собой. И подумай, дорогой, есть ли уважительные причины у тебя теперь.

Поняв, что их разговор окончен,