звучит оскорбительно для среднеазиатских народов, поскольку «колонизацией» называется процесс освоения малокультурных регионов представителями цивилизованного государства. У любого человека, мало-мальски знакомого с историей Средней Азии, не повернется язык назвать Среднюю Азию «малокультурной». А если вдруг и повернется, то опровергнуть подобное мнение не составит труда. Нет, ни о какой «колонизации» не может быть и речи!

«Вхождение» предполагает добровольность, но так было не везде, так что и этот термин не подходит. «Освоение» является не политическим, а хозяйственным термином. Осваивают целинные земли или же выделенные средства, но не государства.

Что же касается предпосылок, то в конце XVIII века началась активная британская экспансия на Среднем Востоке. Великобритания стремилась создать широкую буферную зону между Британской Индией и Российской империей, а заодно и заполучить новые рынки сбыта своих товаров. К тридцатым годам XIX века экспансия существенно усилилась, и, в частности, британцы попытались создать антироссийскую военно-политическую коалицию в Средней Азии, что стало для России сигналом «медлить нельзя, ибо промедление смерти подобно». Положение на юго-восточных рубежах усугублялось действиями британцев в Иране, итогом которых могла стать британская оккупация страны.

Задачей русского правительства стало формирование собственного буфера. Эта задача решалась двумя способами – присоединением территории или превращением находящихся на ней государств в союзные. Первый путь выглядел предпочтительнее, поскольку был более надежным. В среднеазиатских государствах часто сменялись правители, и каждая такая смена могла привести к изменению политического курса. Особо непрочной выглядела власть предводителей туркменских племенных союзов, кочевавших по территории, крайне важной со стратегической точки зрения. Проще было взять все эти земли под свой контроль, нежели постоянно оказывать поддержку «своим» правителям. К тому же в регионе существовали некоторые противоречия, которые можно было назвать неразрешимыми или непримиримыми. Примером мог служить хотя бы конфликт между кочевниками-казахами и Кокандским ханством, а территория этого ханства имела такое стратегическое значение, что ее нужно было держать под прямым контролем. Короче говоря, ставка была сделана на присоединение, и первым шагом на этом пути стало присоединение казахских жузов, точнее – завершение процесса, начавшегося еще в 1731 году, когда Младший жуз был взят под российское покровительство. В начале XIX века только Старший жуз находился вне сферы российского влияния, но в 1818 году несколько родов этого жуза перешли под российское покровительство, а к середине XIX века – и бо́льшая часть Старшего жуза. С этим никак не могли примириться кокандские ханы, регулярно совершавшие походы в кочевья «непокорных» казахов.

Экономические соображения тоже имели место. «Прежде всего, завоевание городов Туркестана и Ташкента явилось очевидной необходимостью не только для прочного соединения Сибирской и Оренбургской линий, [193] но и в экономическом отношении, – пишет в «Истории Шестого Оренбургского казачьего полка» войсковой старшина [194] Вениамин Водопьянов, – ибо присоединение такого богатого края, как Туркестан и Ташкент, могло доставить России большие средства; оставаясь же на Сырдарье, мы владели бы самой бесплодной, самой бедной местностью Азии, тогда как по соседству – богатый край, изобилующий дарами природы. К сожалению, политическое и финансовое положение России того времени не позволяло предпринять решительное наступление против Коканда, и мы на время затихли».

Начальные приобретения Российской империи

Час пробил в декабре 1863 года, когда император Александр II принял решение о соединении Сырдарьинской [195] и Сибирской пограничных линий, для чего потребовалось присоединить к российским владениям Кокандское ханство. Было решено отправить навстречу друг другу два отряда – один, в тысячу двести человек, из Оренбурга вверх по Сырдарье на город Туркестан, а другой, в две с половиной тысячи человек, из Западной Сибири вдоль Александровского хребта. [196]

Аулие-Ата. Развалины цитадели

5 июня 1864 года сибирский отряд взял крепость Аулие-ата (ныне это казахский город Тараз), а неделей позже оренбургский отряд занял Туркестан. Начало было положено. 22 сентября сибирский отряд взял Чимкент, а следом попытался штурмовать Ташкент, но потерпел неудачу. В конце ноября 1864 года кокандский аталык мулла Алимкул, бывший фактическим правителем ханства при своем ставленнике хане Султан-Саиде, повел десятитысячное войско из Ташкента на Чимкент, но у селения Икан войску преградила путь сотня уральских казаков под командованием есаула [197] Василия Серова. Ожесточенное сопротивление казаков остановило поход – поняв, что теперь ему уже не удастся подойти к Чимкенту скрытно, Алимкул вернулся в Ташкент. Кстати говоря, на Ташкент претендовал и бухарский эмир Музаффар, сын Насруллы, считавший этот город и прилегающую к нему область своим законным владением. Алимкул ответил ему, что скорее уж предпочтет передать Ташкент русским, нежели бухарцам.

В 1865 году, с присоединением занятых земель к территории Сырдарьинской линии, была образована Туркестанская область, военным губернатором которой стал генерал-майор Михаил Черняев, командовавший Сибирским отрядом. 17 июня того же года, после трехдневного штурма, Черняев взял Ташкент, буквально вырвав его из-под носа бухарского эмира, собиравшегося захватить город. Муллы Алимкула к тому времени уже не было в живых – он скончался в мае от полученного в сражении ранения.

Игнатий Игнатьевич Хелмицкий. Портрет Михаила Григорьевича Черняева. 1882

«Образование из Ташкента отдельного ханства с вассальным подчинением России, по моему мнению, в настоящее время неудобоисполнимо, – писал после взятия Ташкента генерал Черняев оренбургскому генерал-губернатору генерал-адъютанту Николаю Крыжановскому. – Хан, поставленный нашим правительством, в глазах народа будет тем же русским чиновником, которым управляются они и теперь, но с тою разницей, что власть нашего чиновника они признают, потому что видят за ней силу; власть же хана может быть только номинальною. Чтобы он имел значение, необходима та же военная сила, и в результате выйдет, что мы только лишимся доходов, которые будут поглощаться на содержание хана». Однако же генерал-адъютант Крыжановский настаивал на образовании самостоятельного ханства. Кроме того, Крыжановский и Черняев по-разному представляли дальнейшие действия России в Средней Азии. Черняев считал, что нужно продолжать военную кампанию, а Крыжановский настаивал на том, чтобы остановиться на занятых рубежах. «В Азии гораздо легче делать громкие завоевания, чем трудиться над администрацией, – писал Крыжановский директору Азиатского департамента Министерства иностранных дел Российской империи Петру Стремоухову, – тем более что последняя приносит много горя и не-удовольствия, а громкие, но вместе с тем весьма нетрудные завоевания приносят чины и кресты. А потому не следует удивляться, что в Туркестане люди [т. е. генерал Черняев] увлекаются: надо только подтянуть им поводья и направить воинственный удар на что-нибудь более разумное, чем расширение и без того широчайшей России».

Позиция Азиатского департамента МИДа совпадала с позицией Крыжановского. «Едва ли может входить в виды правительства распоряжаться судьбами всей Средней Азии, проникая даже до Бухары, – писал Стремоухов в одной из докладных записок. – Подобные замыслы еще не входили, да и вряд ли должны входить, в нашу политическую программу, потому что ни в коем случае не оправдывались бы ни требованиями нашей торговли, ни общим политическим соображением, а между тем