лишал, а пугал, клинком оцарапал. Зато потом холопов своих (вернее его, самых верных) натравил — кулаками поучить.

И правильно все — каждый должен знать свое место!

Ведь если княжич допустит себе обиду сделать, то отцу его поруха выйдет — а там уже кровь должна пролиться!

Тиуну княжич показал его место, хоть и не виноват он в той обиде, с бабой его дурной из усадьбы своей волей изгнал и сам стал там властвовать. И разумно — много лучше получаться стало.

— Молодежь новому хорошо учится, все знания впитывают в себя как губка. И монашки тоже — новую азбуку живо освоили, грамотеи. Вон, на поле как все трудятся. Август идет, а у нас уже сентябрь пошел. Самое время для уборки, благо хлеба скосили.

Андрей Владимирович усмехнулся, а молодой князь насторожился от сказанных, словно в раздумье, слов. Как может быть сентябрь, хотя последняя неделя или седьмица августа только началась. Поглядел на желтые поля — скирды вывезли на обмолот. А тут занимались уборкой этой самой кукурузы и подсолнечника — от первых выламывали початки, со вторых снимали «шляпки», похожие на маленькое солнышко. А еще он разглядел княжича — тот ловко подсекал будылья, их не заметив, увлеченный работой. Даже холопы, вроде охранники, трудились рядом в запревших рубахах.

— И нам не грех потрудится, княже, то церковью для князей заповедано — в страду вместе с людишками заедино быть. Так что скидываем ферязи, и в поле — подсекать будем, то для воина ремесло. А молодежь пусть уборку ведет, а мы на порубке руку набивать будем. А то если дождь зарядит — пиши-пропало, все намокнет — проблем не оберемся.

— И то верно, Андрей Володимирович — раз княжич твой страду ведет, то и нам с тобой не зазорно. Серп и «горбуша» для князей дело привычное, да и полюшко пусть не ратное, да страдное.

Молодой князь скинул ферязь на руки подскочившего холопа — одеяние ему мешало, но достоинство блюсти нужно. А вот трудится в поле даже князю не зазорно, отнюдь — многие даже за соху брались. А тут будылья высокие рубить — дело почти ратное выходит…

Глава 30

— Вовремя убрали, Михайло Борисович, дождь зарядил.

— Это княжич предсказал — грит нога к дождю болит, вот и заторопились — я всех на подмогу позвал сразу.

— Да увидел, как стахановцы поперли, только возы лихо грузили, — Андрей Владимирович усмехнулся, но был серьезен. Вышло так, что тверской князь оказался рядом с Пашкой — и никакого чванства не проявил, рубил будылья как «заведенный», только всех поторапливал. «Завод» не закончился, даже когда поля убрали, и лишь когда все собранное вывезли. Но в бане стало ясно, что князь сильно устал — попарились на славу. И теперь в горнице ужинали, по чарке самогона пропустив. А вот Пашка сомлел, еле ходил — нога искалеченная болела, натруженная, в опочивальню отправили. Но так он и не нужен — разговор шел между ними тайный, и коснуться должен был серьезных вещей. Ведь урожай убрали и на московских землях, и великий князь Иван Васильевич принялся собирать поместное ополчение.

Процесс это не быстрый, на полтора месяца затянется, а там война начнется, и непонятно как она может закончиться…

— Можно выпить по рюмашке за урожай, управились — теперь только корнеплоды убрать, семена будут в следующем году добрые, а там потихоньку сахарком собственным обзаведемся. Все делать нужно, Михайло Борисович, одно за другое цепляется. Торопимся и не успеваем.

— Ничего, княже, с божьей помощью все свершится. Задел большой сделали, и всего за одно лето. А посему…

Тверской князь задумался, утерся рушником. Сидели за столом в одних рубахах, красные, распаренные. И вечеряли потихоньку — выпить стопочку самогона после баньки сам великий генералиссимус Суворов завещал. И ужинали тушеной картошкой с помидорами и сладким перцем, с убоиной. Но это так, на радостях — эти «продукты» беречь стоило, потом по большим праздникам на столе появляться будут. Особенно картошку — клубни сажать нужно, а все остальное семенами лихо распространяется. С ними проблем нет — собрали много, княжич чуть ли не каждое обихаживал, и хранить будут бережно. Павел действительно в сельском хозяйстве понимал толк — техникум почти закончил, учился там на «отлично», с интересом — а это самое главное, тогда человек действительно знаниями овладевает. И в переработке продуктов знал толк — винокуренный заводик организовал, и первый в этом мире, вот только вряд ли к добру, табачный цех.

Теперь вряд ли он отвыкнет от этой пагубной привычки, как и многие реконструкторы — «Сержант» прав оказался, у парня кроме кулька резаного табака оказались семена, которыми чуть ли не десятину засадили. И урожай вышел на заглядение — цветущий табак ни с чем не спутаешь. Так что переоборудовали сараи, печки поставили — листья ведь сушить надобно. И девок посадили на работу, крутить и резать листья, резать на трубки, крутить сигары. Так что, когда Колумб в плавание свое через пятнадцать лет отправится к берегам «Нового Света», то отнюдь не за табаком, помидорами, картошкой, подсолнечником и перцем. Этого добра в Тверском княжестве навалом будет, если москвичи все огню и мечу не предадут, что может запросто произойти, как обычно бывает в междоусобных войнах.

— Старица долго была удельным княжеством, а сейчас без князя осталась, и мне обратно по праву отошла. А посему…

Михаил остановился, снова повторившись, и сделал долгую паузу. Потом решительно закончил:

— Потому дарую удел сей князю Павлу Андреевичу, что впредь Старицким именоваться будет. И пусть управляет им как должно, и все перемены из его земель начнутся. Но не один пусть тут правит, а совместно с тобой и всеми твоими боярами. Токмо тогда все новшества разойдутся по моей земле и полезными тут станут. Так что кузницы ставьте, какие только надобно, людей отправлю, если потребно, железо дам, и деньгами в долю войду и в помощь. А коли Ивана Московского одолеем…

— Одолеем, без этого никак, Михайло Борисович, — Воеводин никогда не оставлял молодого князя без словесной поддержки. Нужно всегда держать его в состоянии уверенности и всячески гасить любые колебания, иначе быть не может — сомневающийся вождь означает погибель не только его сподвижников, но и для всего дела вместе со страной.

— Ты сам править будешь кашинским и бежецким уделами, княже Андрей Владимирович, а Павел Андреевич после