— Поддать квасом на каменку, Васенька?

От такого ласкового, чисто семейного обращения по имени, полковник обомлел, молниеносно осознав, что ему сейчас выдадут «крупный аванс» — иначе бы не приперлась сюда. А девушка не стала поддавать парку, рывком сняла с себя через голову рубашку.

— Жарко тут… А я красивая?

Глупый вопрос, но почему-то его женщины всегда задают. Но не та сейчас ситуация, чтобы беседы вести, когда гормоны взбурлили. И он обхватил ее, принялся целовать, куда придется, чувствуя как тело девушки словно «плавится» под его поцелуями и пальцами. Возбуждение нахлынуло мутной волной, и Василий Алексеевич зарычал подобно дикому зверю. Крепко схватил Ксению в объятия и вывалился с ней из парной. Завалил на приготовленное ложе и стал истово ласкать, пустив в ход все умение. И ему отвечали не менее горячо, стали осыпать поцелуями, пусть неумело, но чувствовалось, что молодая женщина «изголодалась» за вдовство. И когда отрывали губы в «кусачем» поцелуе, Ксения с закрытыми глазами чуть ли не кричала, сама дрожа от нетерпения и несдерживаемой страсти:

— Васенька, Васенька, возьми меня… Возьми! Муж ты мой, любимый…

В любое другое время от последних слов полковник бы в бегство ударился, но сейчас успел подумать краешком мозга, который никогда не был замутненным, что приятно, когда политический расчет совпадает с желанием. И втройне хорошо, когда еще и любовь прилагается к «личному делу»…

Русская баня разная бывает. Есть и такая, в духе «кустодиевском»…

Глава 32

— Бить нас будут долго и сильно, обстоятельно, скажу так. Если пронюхает Иван, что мы ему «измену» учинили, то огребемся по полной программе. Войско собрано огромное, в исторических рамках не укладывается никоим образом. Тридцать тысяч слишком много, чтобы новгородцы с такой ордой справились. Да их шапками просто закидают!

Андрей Владимирович посмотрел на «Сержанта» и сына — оба были на удивление спокойны, как и чекист. А вот Петрович задумался, что-то высчитывая про себя. Память тут же выдала незамысловатую циничную шутку — «это где же мы их всех похоронить сможем».

— На голодный желудок сабелькой сильно не помашешь, — спокойно отозвался «Сержант», ставший среди тверских стрельцов личностью почти легендарной. Все дело в воинском звании ветерана афганской войны, которое стало его прозвищем и жуткому набору англо-французских слов, вставлявшихся в речь по всякому поводу, и к месту, и совсем некстати. Кто-то из купцов, побывавших в аглицких и франкских землях, а такие имелись, решил с «бодуна», что он шотландец, сержант из гвардии французских королей. Типа стрелка Квентина Дорварда, о котором читали в детстве увлекательный роман. Вот пройдоха и выдал себя за него, не моргнув глазом и стал рассказывать стрельцам увлекательные истории. Понятно, что роман пересказывал по пьяному делу, всячески фантазируя, вернее «фонтанируя» событиями. Хорошо, что герцога Карла Бургундского уже убили в битве швейцарцы, а то бы пришел мстить в Тверь, пребывая негодующим «рогоносцем».

Что только по пьянке не способен поведать бывалый ветеран доверчивым слушателям, необремененным образованием как таковым, и знанием истории в частности. На их фоне даже Пашка казался академиком, а уж «Сержант», перечитавший массу исторической литературы, и попросивший девок вышить ему на платке желтыми нитками три королевских лилии, вообще непрошибаемый авторитет от музы Клио. Сей плат выдавал за подарок влюбленной в него герцогини, которых «злая судьба навеки разлучила», чем доводил доверчивых слушателей до слез.

Сентиментальный народ сейчас, даже у бородатых детей боярских, суровых и решительных, слезы из глаз текли!

— Да и кони без фуража дохнуть начнут. И есть еще одно обстоятельство — снегопады начнутся, маневр конницей будет существенно ограничен. Мушкеты на первое место выйдут — они лук вдвое кроют. И единороги есть, пусть полудюжина — четырехкилограммовые шрапнели метать могут. Долги ли всадники под «свинцовым дождем» выстоят, когда над головами бомбы рваться будут? Помещики не фанатики, и зазря гибнуть не пожелают!

— Придется рассылать отряды по округе для поиска провианта, а это даст шанс «Сотнику» начать бить противника по частям.

— А без пушечного «наряда» Ивану новгородских стен не проломить. Если мы обозы с орудиями, припасами и порохом перехватим на санном пути, то в войне победить сможем.

— Не говори «гоп», Петрович — уйдут от Новгорода через Ярославль, там войска хлебом-солью встретят. Да, потеряют пушки, но их отлить можно в ближайшие месяцы. И уже сюда направиться в первую очередь — и будет нам всем тут кровавая «баня».

— Без пороха воевать не смогут, хоть сотню пушек отольют, «Сержант». Селитру на раз-два в ямах не сделаешь, она дозреть должна. А у нас холодно, а потому процесс затянется. Зато если запасы московского пороха у нас будут, мы воевать до упора сможем, пусть пока и без единорогов. Зато новгородцы свои пушки отдадут — мы у них единственные союзники будем. Потому один на один не останемся…

Реконструкторы перепирались, но не так энергично как прежде — все сошлись на мнении, что необходимо перехватить именно пороховые обозы москвичей. Если попадутся пушки — они ценны как металл, медь намного дороже железа стоит. Так что на переплавку пойдут, и собственной отливки единороги будут. И можно будет ручные бомбы делать, и порохом московским их начинять. На конницу подобное оружие большое впечатление произвести может — лошади пугливы от природы, и в отличие от них вряд ли помещики коней к стрельбе и взрывам приучали.

— Как только пройдет московская конница, и вместе с ней убудет Иван Васильевич, то выступаем немедленно по льду Волги — она к этому времени замерзнет. Главное, чтобы Михаил Борисович выдержал давление со стороны бывшего зятя — но вроде тот ничего не заподозрил, раз бояр своих выслал. Потому мы стоим здесь в Старице, где войско собирается — нельзя, чтобы о том проведали, насторожатся московиты.

Андрей Владимирович как бы подвел черту, и достал коробку, на которую все уже давно посматривали. Раскрыл, и щедрым жестом предложил курильщикам сигары местной выделки, вернее сигариллы, тонкие, и чуть длиннее, чем привычные сигареты. Все оживились и потянулись, кроме Пашки, понятное дело — тот оставался некурящим.

— Крепки, зараза, до задницы пробирает.

«Сержант» смолил, что твой паровоз, ухитряясь затягиваться. Остальные остерегались, просто дымили. Андрей Владимирович курил вместе со всеми, и на память ему пришли знаменитые «барбудос», с Фиделем Кастро и Эрнесто Че Геварой во главе — такие же решительные и бородатые. Он рассмеялся, и, увидев, что все