Прошло два дня.

Подготовка подходила к концу. Я гонял наш маленький юркий погрузчик от стеллажей с запасами к «Толстому Эдвину», где Папенька и Ким принимали контейнеры с оборудованием, упакованные в пену ремкомплекты к симботам, баки с водой и неисчислимое множество прочих мелочей, без которых нельзя появляться в приличном обществе на Перекрестке.

Вскоре коротко бибикнул мой комм. Я взглянул на экран и взял в руки пульт дистанционного управления. Поползла вверх бронеплита входа, заклубилась вездесущая оранжевая пыль на входе.

Прибыли Анита с Мариской.

Со всем своим снаряжением.

Загрузочный бедлам закончился только к вечеру. Утром мы еще раз все проверим, перепроверим, сверимся со списками и лишь потом двинемся в путь.

Я мысленно восстановил в памяти карту, еще раз прикидывая, где лучше отделиться от группы и уйти в разведку так, чтобы это не вызывало ненужных вопросов.

Ладно, разберемся. Сначала надо навестить Чокнутого. Вот и познакомимся.

Устав до чертиков, мы разбрелись по комнатам. Я закрыл дверь, разделся, быстро принял душ и ничком повалился на кровать.

В два часа ночи завибрировал мой комм. Абонент не определен. Коротко: «Выйди, пройди два дома налево». Очень хотелось удалить сообщение, но я не стал. И не стал никого будить. Убить меня не так просто, а впутывать парней в свои проблемы я не хочу. Поэтому я сунул в карман куртки нож из высокопрочной керамики, а за пояс брюк сзади древний пулевой безгильзовый пистолет, плоский и компактный, и потихоньку выскользнул из дома.

В куполе — ночной режим. Освещение приглушено, улочки и переулки полны теней и полумрака, скользят по мостовым и стенам домов тени песка, волны которого гоняет по куполу ни на секунду не стихающий ветер.

Я прошел указанные два дома и обнаружил между ними узкий проулок, какие используют коммунальные службы для прохода уборочных роботов. В самом проулке царила непроглядная темень, и туда лезть я не собирался. Так что остановился у входа, прислонившись плечом к стене дома, и тихонько свистнул.

Что-то зашевелилось в темноте. Показались очертания человеческой фигуры. Среднего роста, среднего телосложения. Совершенно средний и неприметный. Я отметил, как грамотно стоит человек — без специальной техники разглядеть его было совершенно невозможно, наблюдать из окон окрестных домов тоже, проход был отлично укрыт глухими стенами.

Я стоял все так же спокойно, не делая попыток приблизиться. Если мой визави не хочет, чтобы его опознали, то и незачем нервировать человека.

— Здравствуйте, Мартин. Вы меня не знаете, пусть так и останется. Я, как и вы, работаю на пару джентльменов сверху.

Он замолчал. Молчал и я. Если это подстава или проверка, нельзя дать понять, что ты понимаешь, о чем идет речь. Если он действительно работает на парочку со станции — тем более. Пусть говорит, что хотел, и сматывается.

— Я не могу вам приказывать, могу только просить — обратите самое пристальное внимание на деятельность Германа Илова и его людей. Затевается что-то серьезное, и я могу только подозревать, что это нелегальная экспедиция и вывоз запрещенных технологий или биоматериала.

Я кивнул — картинка начинала складываться. Вот и причина, по которой парни Синеглазки вели себя в последнее время противоестественно тихо.

— Мне нужно, чтобы вы провели разведку в районе, который я обозначил на карте. Карта уже у вас на комме. По нашей информации, там у Илова хорошо оборудованная база, которую он использует для тренировки своих людей и хранения оборудования. В общем, смотрите в оба и собирайте любую возможную информацию.

И он исчез.

А я двинулся дальше по улице, свернул, попетлял по куполу, убеждаясь, что за мной нет слежки, и вернулся в свою комнату.

Разделся, лег, закинул руки за голову и задумался.

Интересная выходила ситуация. Почему этот человек не мог провести разведку сам? Вариантов не так, чтобы много. Он не мог пойти один, и он не мог организовать группу прикрытия. Следовательно, это кто-то из персонала купола. Интересно, интересно. Надо будет попозже обмозговать это более тщательно, не помешает знать, куда шефам удалось внедрить своего человека.

А потом я подумал о том, зачем понадобилось организовывать личную встречу. Зачем этот человек «засветился» передо мной? Что, нельзя было скинуть сообщение на комм или еще каким-то образом связаться? Личная встреча — это всегда риск, это крайний случай, когда нужно убедиться, что информация получена, понята надлежащим образом и за действия или бездействие потом можно спросить.

Ох, что-то большое готовится, а что — мне, разумеется, знать не положено. Или парни, пославшие меня сюда, сами точно этого не знают. В любом случае надо держать ушки на макушке и внимательно смотреть по сторонам. Рисковать я совершенно не хотел.

На душе было погано. Отказаться от задания я не мог, отменить выход — тоже. Я повертел перед глазами карту, которую сбросил на комм загадочный человек. Хм… ладно, попробуем совместить приятное с полезным, сходим на разведку в одиночку, никого не подставляя. База Синеглазки в стороне от нашего маршрута, но от точки, в которой было бы неплохо разбить промежуточный лагерь, до ее расположения как раз можно дойти в симботе в тренировочном режиме. Вот я один и схожу.

И все же… погано. Не оставляло ощущение, что я подставляю своих. Если что-то пойдет не так, мне попросту не поверят, меня не простят. Я знал и скрыл информацию, из-за которой могут пострадать люди, а за них я отвечаю.

Проклятье… я не хочу ни за кого отвечать.

Я разжалованный и с позором уволенный со службы шулер. Я скрываюсь, я вообще умер. Мою ДНК изъяли из родовой генетической линии. Как я могу за кого-то отвечать?

А ведь отвечаю. Самое гнусное, что исключительно перед собой. Ладно, не раскисать. Случись что, буду в первую очередь выручать своих, а там — как получится, и пошло все к черту.

Закрыв глаза, я начал делать дыхательные упражнения спецкомплекса, изгоняя из сознания мысли и образы. Сейчас они не имели значения. Завтра я должен быть бодр, жизнерадостен и внимателен.

Меня ждет знакомство с интересным человеком. Который, кстати, может знать много интересного о базе Синеглазки. Ведь он ходит по плоскости давно и в одиночку. Надо будет его разговорить.

Додумав эту мысль, я выкинул ее из головы и растворился в ночной темноте.

Уснул.

* * *

Герман Илов нервничал. «Старею, — думал он, — старею, чувствую себя неуверенным, поэтому дергаюсь еще сильнее. Мои парни этого не понимают, но эти, эти чуют все. Как киборги-гончие, которым достаточно пары молекул в атмосфере, чтобы взять след».

От этих мыслей во рту появлялся противный привкус желчи. Ранее незнакомый Илову привкус той разновидности страха, какую испытывает жертва.

Илов старательно гнал от себя эти мысли, закинув в рот кубик ароматной жевательной пасты, остервенело жевал его, избавляясь от привкуса, жизнерадостно скалился и хохмил, когда к нему обращались его люди, и старался быть везде, пока шла подготовка к выходу.