Джейкоб часто вспоминал ту работу Энди Голдсуорти[15], ради которой художник пластом лежал на земле в грозу, пока она не пролетела. И когда он поднялся, на земле остался его сухой силуэт. Как меловой контур жертвы преступления. Как неисколотый круг после игры в дартс.

— Он по-прежнему с удовольствием гуляет в парке, — сказал Джейкоб доктору.

— Что-что?

— Я говорю, он по-прежнему с удовольствием гуляет в парке.

И на этом, казалось бы, non sequitur[16] разговор повернулся на 180 градусов, перешел в другую плоскость.

— Иногда гуляет, — сказал Макс, — но в основном просто лежит. И ему так трудно дома ходить по лестнице.

— На днях он бегал.

— Ага, а потом хромал дня три подряд.

— Послушай, — начал Джейкоб, — всем ясно, что качество его жизни падает. Ясно, что он уже не тот пес, каким был раньше. Но и сейчас его жизнь вовсе не так плоха.

— Кто это говорит?

— Собаки не хотят умирать.

— Прадедушка хочет.

— Ну-ка, погоди. Что ты сейчас сказал?

— Прадедушка хочет умереть, — сообщил Макс как бы между прочим.

— Прадедушка не собака. — Полная дикость этого комментария поползла вверх по стенам. Джейкоб попытался смягчить его очевидной поправкой: — И он не хочет умирать.

— Кто это говорит?

— Оставить вас ненадолго? — спросила доктор, сложив руки на груди и сделав шаг к двери, даже не повернувшись к ней лицом.

— У прадедушки есть надежды на будущее, — сказал Джейкоб, — например, увидеть бар-мицву Сэма. И он радуется воспоминаниям.

— Как и Аргус.

— Ты думаешь, Аргус ждет бар-мицвы Сэма?

— Никто не ждет бар-мицвы Сэма.

— Прадедушка ждет.

— Кто это говорит?

— Собакам доступны все виды самых утонченных удовольствий жизни, — сказала доктор Шеллинг. — Полежать на солнышке. Полакомиться время от времени вкусной едой со стола хозяина. Трудно сказать, насколько их ментальный опыт заходит дальше этого. Нам остается только предполагать.

— Аргус чувствует, что мы его забросили, — сказал Макс, объявив свое мнение.

— Забросили?

— Как прадедушку.

Джейкоб вымученно улыбнулся доктору и сказал:

— Кто говорит, что прадедушка чувствует себя заброшенным?

— Он сам.

— Когда?

— Когда мы с ним говорим.

— А когда это бывает?

— Когда мы созваниваемся в скайпе.

— Он это не всерьез.

— Ну, а как ты поймешь, что Аргус имеет это в виду, когда скулит?

— Собаки не могут ничего иметь в виду.

— Скажите ему, — обратился Макс к доктору.

— Сказать ему что?

— Скажите ему, что Аргуса надо усыпить.

— О… Это не мне решать. Это очень личное.

— Ладно, но если вы думаете, что его не надо усыплять, вы бы уже сказали, что его не надо усыплять.

— Макс, он бегает в парке. Он смотрит фильмы на диване.

— Скажите ему, — попросил Макс ветеринара.

— Моя работа — лечить Аргуса, помогать сохранить его здоровье, а не давать советы по поводу эвтаназии.

— Другими словами, вы со мной согласны.

— Макс, она этого не сказала.

— Я этого не сказала.

— Вы считаете, моего прадедушку нужно усыпить?

— Нет, — ответила доктор, мгновенно пожалев, что своим ответом признала правомерность такого вопроса.

— Скажите ему.

— Сказать что?

— Скажите, вы считаете, что Аргуса надо усыпить.

— Я правда не должна такого говорить.

— Видишь? — сказал Макс отцу.

— Макс, ты понимаешь, что Аргус сейчас в этой комнате?

— Он не понимает.

— Конечно, понимает.

— Погоди-ка. Ты думаешь, Аргус понимает, а прадедушка нет?

— Прадедушка понимает.

— Правда?

— Да.

— Тогда ты чудовище.

— Макс…

— Скажите ему.

Аргус изрыгнул к ногам доктора с десяток практически целеньких наггетсов.

— А как тут моют стекла? — спросил Джейкоб у отца тремя десятками лет раньше.

Ирв посмотрел озадаченно и предположил:

— Стеклоочистителем?

— В смысле, с той стороны. Туда ведь не подойдешь. Сломаешь все, что там сделано.

— Но если никто не ходит, оно просто остается чистым.

— Не остается, — возразил Джейкоб. — Помнишь, мы вернулись из Израиля и все было в грязи? Хотя никого не было три недели? Помнишь, как мы писали наши имена ивритом на пыльных окнах?

— Дом не герметичная система.

— Герметичная.

— Не настолько герметичная, как диорама.

— Настолько.

Только одно Ирв любил больше, чем учить Джейкоба, — это когда тот его оспаривал, демонстрируя все признаки того, что однажды превзойдет отца.

— Может, поэтому стекло повернули той стороной от нас, — сказал он, улыбаясь и ероша пальцами волосы сына, которые со временем, отрастая, могли бы скрыть пальцы Ирва полностью.

— Не думаю, что со стеклом так можно.

— Нет?

— Нельзя скрыть его другую сторону.

— А с животными можно?

— Что ты имеешь в виду?

— Посмотри на морду этого бизона.

— И что?

— Повнимательнее.

Сэм с Билли сидели в хвосте автобуса, через несколько пустых рядов от остальных.

— Хочу тебе кое-что показать, — сказала Билли.

— Давай.

— На твоем айпаде.

— Я оставил его дома.

— Серьезно?

— Мама заставила, — пояснил Сэм, жалея, что не выдумал объяснения посерьезнее такого детского лепета. — Статью какую-нибудь прочла или еще чего?

— Она хочет, чтобы в поездке я был типа "с нами".