Польский король Сигизмунд III. Рисунок XIX в.

И произошло чудо!

Повсюду, в больших и малых городах Руси, начали собираться отряды. Ратные люди и торговцы, дворяне и землепашцы, вооружившись, кто чем мог, двинулись к Москве, чтобы освободить ее.

Казалось, сама земля Русская поднялась, чтобы очистить свою столицу от непрошеных гостей.

Тревога охватила изменников-бояр. Сохранились грамоты, в которых предатели увещевали ярославцев и костромичей пребывать в верности польскому королевичу Владиславу, а зачинщиков (Минина и Пожарского?) послать к ним с повинною. Под этими грамотами твердо и четко выведена подпись боярина Ивана Никитича Романова, дяди будущего царя Михаила.

Святой патриарх Гермоген. Портрет из «Титулярника». 1672 г.

Толку от этих грамот не было, и изменники взялись за патриарха Гермогена, который находился в их руках.

Снова приходила к святителю романовская родня.

– Это ты, владыка, писал по городам, чтобы шли к Москве! – кричал на святителя уже позабывший о проклятии Михаил Глебович Салтыков. – Пиши теперь, чтобы не ходили.

– Напишу! – безбоязненно ответил патриарх. – Только вначале и ты, и другие изменники вместе с королевскими людьми выйдите вон из Москвы!

– Экий ты неучтивый старик! – сказал Гермогену польский наместник в Москве Александр Гонсевский. – Скоро прибудет в Москве законный царь Владислав, и он будет судить тебя! Вели ратным людям, стоящим под Москвой, идти прочь, иначе уморим тебя злою смертью!

– Что вы мне угрожаете? – отвечал патриарх. – Боюсь одного Бога… И потому благословляю всех стоять против вас и помереть за православную веру. Вы мне обещаете злую смерть, а я надеюсь через нее получить венец. Давно желаю я пострадать за правду!

21 марта 1611 года патриарха Гермогена заточили в подземельях Чудова монастыря. Поляки и продажные бояре стремились изолировать его, чтобы прекратить призывы к освободительной войне…

Но кто в силах загасить светильник, возжженный самим Господом?

Не уменьшилось, а возросло влияние Гермогена, когда заточили его в подземелье. Все новые и новые отряды русских людей устремлялись к Москве. Теперь уже шли они и на выручку своего святителя.

На всю Россию звучал в посланиях архимандрита Дионисия голос заточенного патриарха:

«Вспомните, православные, что все мы родились от христианских родителей, знаменались печатью, святым крещением… Возложив упование на силу Животворящего Креста, покажите свой подвиг, молите своих служивых людей, чтоб всем православным христианам быть в соединении и стать сообща против наших предателей и против вечных врагов Креста Христова польских и литовских людей!.. Бога ради отложите то на время, чтоб всем вам единодушно потрудиться для избавления православной веры от врагов, пока к ним помощь не пришла. Смилуйтесь и умилитесь, и поспешите на это дело, помогите ратными людьми и казною, чтобы собранное теперь здесь под Москвою воинство от скудости не разошлось! О том много и слезно всем народом христианским бьем вам челом!»

И услышала, услышала Россия. В каждом русском сердце зазвучали эти слова!

Но самому святителю Гермогену – увы – не суждено было увидеть освобожденную Москву.

Еще когда только двинулось в победный поход Нижегородское ополчение, изменники бояре снова попытались вынудить патриарха запретить нижегородцам идти на Москву.

– Да будут благословенны те, которые идут, чтобы очистить Московское государство! – ответил Гермоген. – Вы же, окаянные изменники, будьте прокляты!

После этого приказано было морить патриарха голодом. Раз в неделю в подземелье, где был заточен он, бросали сноп овса.

17 февраля 1612 года святой Гермоген предал душу в руки Божии…

«Да будет над теми, кто идет на очищение Московского государства, милость от Господа, а от нашего смирения благословение… – писал патриарх Гермоген в последней своей грамоте, отправленной из заточения. – Стойте за веру неподвижно, а я за вас Бога молю»…

Что могли противопоставить этому бояре-изменники, что мог ответить на это Филарет, поставленный в патриархи Тушинским вором?

18 августа, отслужив молебен у Сергия Радонежского, ополчение Дмитрия Пожарского и Козьмы Минина выступило на Москву.

И было тогда знамение. Сильный ветер подул от Москвы, навстречу ратникам.

«Дурной знак! – пишет С.М. Соловьев. – Сердца упали; со страхом и томлением подходили ратники к образам Св. Троицы, Сергия и Никона чудотворцев, прикладывались ко кресту из рук архимандрита, который кропил их святою водою. Но когда этот священный обряд был кончен, ветер вдруг переменился и с такою силою подул в тыл войску, что всадники едва держались на лошадях, тотчас же все лица просияли, везде послышались обещания: помереть за дом Пречистой Богородицы за православную христианскую веру».

На берег Яузы вышли к ночи… Князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, который еще недавно заседал в боярской думе у Тушинского вора, уже стоял с казаками под стенами Москвы, звал князя Пожарского к себе в стан.

– Отнюдь не бывать тому, чтоб нам стать вместе с казаками! – ответили ему.

На другой день, когда ополчение придвинулось к Москве, Трубецкой снова предложил встать вместе в одном остроге, у Яузских ворот, но получил прежний ответ.

Э.Э. Лисснер. Изгнание польских захватчиков из Московского Кремля

«Таким образом, – пишет С.М. Соловьев, – под Москвою открылось любопытное зрелище. Под ее стенами стояли два ополчения, имевшие, по-видимому, одну цель – вытеснить врагов из столицы, а между тем резко разделенные и враждебные друг другу; старое ополчение, состоявшее преимущественно из Козаков, имевшее вождем тушинского боярина, было представителем России больной (выделено нами. – Н.К.)… второе ополчение, находившееся под начальством воеводы, знаменитого своею верностию установленному порядку, было представителем здоровой, свежей половины России, того народонаселения с земским характером, которое в самом начале Смут выставило сопротивление их исчадиям, воровским слугам, и теперь, несмотря на всю видимую безнадежность положения… собрало с большими пожертвованиями, последние силы и выставило их на очищение государства. Залог успеха теперь заключался в том, что эта здоровая часть русского народонаселения, сознав, с одной стороны, необходимость пожертвовать всем для спасения веры и отечества, с другой – сознала ясно, где источник зла, где главный враг Московского государства, и порвала связь с больною, зараженною частию… Слова ополчения под Москвою: “Отнюдь нам с козаками вместе не стаивать” – вот слова, в которых высказалось внутреннее очищение выздоровления Московского государства; чистое отделилось от нечистого, здоровое от зараженного, и очищение государства от врагов внешних было уже легко».