Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну-ка, позволь мне… – Трегрей присел на диванчик рядом с Нуржаном. Наложил ему руки на лоб, избегая касаться шишки, которая, кажется, стала еще больше.
Нуржан с готовностью закрыл глаза. Голубая жилка на виске Олега несколько раз ударила упругим пульсом. И Олег проговорил, медленно и раздельно, будто читая с расплывающегося изображения:
– Черный «Мицубиси Лансер», У786ЕХ, 64-й регион. Этот автомобиль был припаркован на обочине на месте аварии…
И убрал руки.
– Дайте телефон кто-нибудь, – попросил Нуржан. – Мой разбит. Поскорее!
– Да чего торопиться? – скрипнул зубами Сомик, пока Нуржан диктовал кому-то марку и регистрационный номер машины. – Толку-то…
Сомик оказался прав. Через минуту Нуржану перезвонили. Выслушав короткое сообщение своего собеседника, он опустил телефон:
– Автомобиль в угоне… Два с небольшим часа назад поступил сигнал от бывшего владельца. Будут искать… Кстати, я, по-моему, что-то пропустил, да? Вы как, соратники, сделали какие-нибудь выводы по поводу последних событий?
– Какие-нибудь сделали… – неохотно ответил Двуха. Он посмотрел на Олега и добавил еще: – Неужели все это правда, а? Про хранителей мирового порядка?
– Самое интересное, – сказал Трегрей, – что их так и называли – Хранители.
– Кто называл?
– Те, кто с ними уже сталкивался. При тех же обстоятельствах, что и мы.
* * *
Федор Шапиро, научный сотрудник одного закрытого советского НИИ, специалист по квантовой физике, слыл чудаком. В этом, конечно, ничего удивительного не было. Редкий ученый не имеет каких-либо причуд, это своего рода проявление его профессиональной идентичности. Как, например, пьянство у военных, привычка ругаться матом у грузчиков и хроническое отсутствие работы у настройщиков гуслей. Другое дело, что чудаковат Федор Шапиро был уж как-то слишком, не по таланту чудаковат. Являлся бы он, скажем, нобелевским лауреатом или автором какого-нибудь нашумевшего изобретения, причуды легко сходили бы ему с рук и даже, может быть, создавали лишний повод для большей популярности и всеобщей симпатии. Дескать, гений! Имеет право!
Но гением Федор Шапиро, по общему мнению коллег, не был. Корпел себе потихоньку в своем НИИ над плановыми исследованиями, преподавал студентам законы движения квантово-полевых систем, вечерами читал, или писал, или мастерил что-то в своей одинокой холостяцкой квартире, а по выходным ездил на электричке на дачу, где никаких грядок не копал, а опять же просиживал долгие часы с книгами и бумагами. К тому ж по причине нелюдимости характера на родной кафедре его недолюбливали, а потому на каждую очередную выходку институтский коллектив реагировал с неизменным раздражением.
А фортеля Федор Шапиро выкидывал знатные! То во время лекции запоет петухом, объясняя сей поступок необходимостью оживить у студентов внимание, то явится в институт с абажуром от настольной лампы на голове, не из-за рассеянности, а потому что – по его словам – ему так лучше думается, то притащит с собой в аудиторию злющую дворовую собаку и, взгромоздившись на стол, наблюдает за взметнувшейся суматохой, время от времени покрикивая: «Вот вам наглядный пример броуновского движения!»… А его привычка всегда носить в кармане кусок тухлой селедки, потому что, якобы, сильные запахи возбуждают в нем вдохновение?.. В последние годы Федор Михайлович и вовсе сдурел – абажур с головы совсем не снимал и, кроме того, носил под ним плавательную резиновую шапочку, обклеенную осколками зеркала. А всем интересующимся шепотом пояснял, что таким образом защищает свой деятельный мозг от посягательств загадочных преследователей, которые вот уже год ведут за ним непрерывную слежку…
В общем, когда престарелый Федор Шапиро погиб в своей квартире вследствие взрыва бытового газа (это случилось в восемьдесят шестом году прошлого столетия), в НИИ никто особо не опечалился. А многие даже облегченно вздохнули: освободились, наконец, от невыносимого старого идиота.
Впрочем, поторопились эти «многие»… Чудак Шапиро оказался способен гадить коллективу даже после собственной преждевременной кончины. Только успели Федора Михайловича похоронить за счет профсоюза, ночью кто-то проник в его рабочий кабинет, похитил оттуда все наличествовавшие там бумаги (кому они только понадобились?) и, видимо заметая следы, поджег кабинет. Едва-едва сумели пожарные одолеть огонь и спасти НИИ от полного уничтожения. А на следующий день кто-то разграбил и сжег дотла и ведомственную дачу Федора Михайловича, которая, кстати, должна была перейти в пользование одному перспективному кандидату наук. После этого случая личностью покойного Шапиро почему-то заинтересовалось Управление. Помещение деканата надолго оккупировали очень серьезные и настойчивые молодые люди – поодиночке они дергали туда сотрудников кафедры и дотошно выспрашивали: чем именно занимался Федор Михайлович и какие еще научные вопросы, помимо утвержденных ученым советом, его интересовали. Сотрудники послушно и с готовностью вспоминали редкие разговоры с Шапиро, какие-то его мельком увиденные записи; работники институтской библиотеки предоставили огроменный список литературы, коей пользовался старый чудак, и подшивки его научных статей… Истины ради следует заметить, что ничего толком серьезные молодые люди из Управления выяснить не смогли. Очень уж скрытен и нелюдим был Федор Михайлович Шапиро, да и бумаг после него почти не осталось – все, что не похитили неведомые злодеи, пожрал огонь.
Прошло шесть лет. Закрытый институт, где всю жизнь проработал уже забытый всеми Шапиро, закрыли окончательно. А здание, располагавшееся на окраине Москвы, выкупил у обессилевшего государства какой-то бизнесмен с целью перестроить его (здание, а не государство) под кондитерскую фабрику имени себя. И вот рабочие, вскрывавшие полы в комнате, которая когда-то была кабинетом Федора Михайловича, обнаружили под досками тайник, а в тайнике ящик из тугоплавкой стали, а в том ящике сверток из плотной фольги, а в том свертке связку тетрадей, на обложке каждой из которых красовалась подпись «Шапиро Ф. М.». Содержимое тетрадей по большей части простым смертным было недоступно. Непонятные формулы, расчеты и чертежи перемежались в них с параноидальными заметками о каких-то Хранителях. Покойный Шапиро истерически неровным почерком уверял, что «…они есть, есть, они существуют! Я знаю это, я чувствую, они идут за мной, они уже совсем рядом!..» и молитвенно заклинал нашедшего его тайник немедленно отнести его сотрудникам госбезопасности.
Связку тетрадей забрал местный участковый и, следуя завету автора, передал ее в Управление. Управлению в те лихие годы было совсем не до рукописи безумного ученого, тетради спустили в технический отдел и благополучно забыли. А вспомнили лишь полгода спустя.
Специалист технического отдела, сам дипломированный физик, позвонил ночью из собственной квартиры своему непосредственному начальнику, и тот, обалдевший спросонья, вынужден был выслушивать его восторженные вопли:
– Я разобрался! Я наконец-то разобрался! Это феноменально сложно, но мысль Шапиро я уловил!.. И если все окажется именно так, как я предполагаю, эти тетради перевернут мир!..