— Но не раньше, чем ты расскажешь, как я здесь оказался, — произнес он, привставая на постели и беря из ее рук молоко. — Я буду пить, а ты рассказывай.

Она вдруг усмехнулась и опустила голову.

— Боюсь, после этого ты подумаешь, что я не чту богов… Но, сказать по правде, когда Авлона явилась сюда с известием о твоей смерти и сказала, что наутро тебя сожгут, я едва не послала богам проклятие! У меня была одна мысль — как взять у ахейцев твое тело, чтобы попытаться совершить чудо: я ведь знала, что через такой срок вода Чаши едва ли подействует… Но смириться с твоей смертью я не могла!

При этих словах она побледнела, руки, сложенные на коленях, дрогнули. Ахилл взял ее за руку и почувствовал, как она напряглась.

— И что же ты сделала? — спросил он. — Я не сомневаюсь, что ахейцы не отдали бы тебе моего тела. Как же тебе удалось?

Пентесилея усмехнулась.

— У жриц здесь есть одежды для праздничных служб, они сотканы из легких воздушных тканей и выглядят необычно. Есть жемчужные ожерелья, которыми украшают статую богини в день ее праздника. Их разрешено надевать и жрицам, это не кощунство… Ну, наших дельфинов ты видел и знаешь, как они послушны. А мы умеем ездить на них с большим искусством. Я вспомнила, что тебя все считают сыном морской богини, и решилась на очень опасное дело. Если бы Фетида на меня разгневалась, ничего бы не получилось. Но я подумала, что если она твоя мать, то ей тоже хочется, чтобы ты воскрес, а если нет, то стоит ли великой богине гневаться на женщину, которую только отчаяние толкнуло на такую дерзость?

И амазонка рассказала Пелиду о своем появлении на берегу Троянской бухты в сопровождении жриц Артемиды и о том, как они похитили тело героя прямо с погребального костра.

— Ну и что ты скажешь? — спросила она затем, пытливо глядя ему в глаза — По–твоему, я оскорбила твою мать?

— Мою мать? — Ахилл улыбнулся. — Я не знаю, кто она. Думаю, что не богиня, не то она явилась бы мне хоть раз в жизни… Но ты… Я знал, что ты беспредельно отважна, но такой отваги даже не мог себе представить!

И, взяв ее за руку, он привстал и осторожно коснулся губами ее дрогнувших губ.

— Не надо! — Пентесилея чуть отстранилась, но руки не отняла. — Тебе нужно уснуть, чтобы набраться сил… Я… Я пойду! Отпусти, пожалуйста, мою руку.

— Я тебя не держу.

— Значит, это я сама тебя не отпускаю. Мне надо идти. Спи.

Она вскочила и, уже дойдя до двери, обернулась и проговорила, краснея, как девочка:

— А твои губы пахнут гранатом. Никогда не думала, что поцелуй может быть таким вскусным!

И она выскользнула из хижины, оставив его переживать изумление и восхищение, вызванные ее рассказом и, возможно, еще более ее последними словами.

* * *

Аня опомнилась, почувствовав острый запах паленого и, наскоро утерев слезы, ринулась к гладильной доске. Утюг гневно шипел, пожирая желтый фланелевый сарафанчик…

— Ф-фу! — она схватила утюг и завертелась на месте, ища подставку, которая стояла тут же, рядом, на гладильной доске, — Ну, Нинуля, доченька, на один наряд у тебя стало меньше… Твоя противная мать совсем с ума сошла, зачиталась!

Продолжая вслух бранить саму себя, она выдернула шнур из розетки и приоткрыла окно. С улицы потянуло морозом.

«Мишка там, в Турции, пыхтит, деньги зарабатывает, а я нахально читаю дальше, не дождавшись его! — подумала Аня. — И еще разоряю семью — жгу детские одежки… А ведь это самый распространенный вариант предания: о том, что богиня Фетида похитила тело Ахилла с погребального костра и на каком–то острове оживила его! Правда, у Гомера он царствует над мертвыми в Аидовом царстве… А тут и никакой богини, и никакого Аидова царства!»

На кухне, несмотря на полураспахнутую створку окна, все еще пахло горелой тряпкой. И этот запах рождал смутную тревогу. Анюта уже понимала, что написано дальше, не зря же эту часть повести профессор Каверин озаглавил «На пепелище». Читать было страшно.

«Подождать Мишку? Честно признаться, что проглотила столько страниц без него? А почему мы не можем это прочитать вместе еще раз? То есть я еще раз, а он в первый раз… И ни глупо ли бояться читать о том, что все равно уже случилось, и притом так давно?»

Она поглядела на гладильную доску. Придется ее заново обтягивать. А значит, стучать молотком. А сейчас не постучишь, половина первого, дети спят, соседи тоже. Нет, остается только снова взяться за рукопись. Ну…

Прошло восемь дней. Силы Ахилла восстановились куда скорее, чем думали амазонки. На другой день после своего воскрешения он смог встать с постели, а еще через день уже купался в море, вместе с Пентесилеей и Авлоной. Им составляли компанию дельфины, которые жили вокруг Ламеса целыми стадами и все без исключения были ручными. Ахилл вначале испытывал к ним некоторое недоверие: эти огромные морские животные были слишком похожи на акул, о которых он знал достаточно жутких историй, а их вытянутые морды под выпуклыми, почти человечьими лбами казались ему хитрыми и лукавыми. Однако, вскоре герой понял, что дельфины, напротив, очень простодушные существа, а их безграничная преданность и беспрекословное повиновение людям не вызывали сомнений. Пентесилея научила Ахилла садиться на дельфинов верхом, кувыркаться в воде через их спины, плавать, цепляясь за скользкий дельфиний хвост, и ему вскоре понравились веселые игры амазонок с морскими «конями».

Но при этом Ахилла не покидало ощущение тревоги. Тревоги и сознания, что ему нужно как можно скорее вернуться в Трою…

— Ты погубишь себя, если поплывешь сейчас, — сказала Пентесилея, когда он спросил, нельзя ли ему отправиться назад. — Должно пройти еще несколько дней, и тогда ты будешь совсем прежним. Но я хотела спросить: ты видел того, кто в тебя стрелял? Ты узнал его?

— В том–то и дело! — воскликнул герой. — И видел, и узнал. Но стрелял он не в меня — он сам сказал мне… Он стрелял в Гектора! Просто я был в плаще, который Гектор мне подарил, и мы одного роста.

— Вы вообще похожи… — нахмурившись, проговорила царица амазонок. — Но ты не сказал мне, кто стрелял.

— Ты мне не поверишь! Это выглядит невероятным.

— Я поверю. Скажи.

Они лежали в это время на плоском камне возле самого берега, подставив обнаженные тела солнцу и соленому ветру. День был необычайно теплым для этого времени года.

Ахилл задумался, потом покачал головой.

— Если можно, я скажу тебе потом. Потом, когда мы будем твердо знать, что корабли ахейцев ушли от берегов Троады и война закончена навсегда.

Пентесилея пожала плечами.

— Ты намекаешь на мою несдержанность? Думаешь, я кинусь убивать этого негодяя?

— Нет… Но я хочу пока разобраться сам. Это человек, близкий к дому Приама, и у него, казалось, не могло быть никаких явных причин желать смерти Гектора…