известным за «Лохматую историю шестиглавой собаки»? Что уж говорить про все негативные отзывы и лишения, выпавшие на долю семьи, которые тоже становились материалом для его шоу.

– Просто не забывай перед сном выпить побольше воды, – сказала бабушка. – Не хочу потерять тебя из-за алкогольного отравления. У меня больше никого не осталась. – Она достала френч-пресс для кофе и залила туда горячей воды, а потом оценивающе оглядела кухню. – Хотя помойку все же советую убрать.

– Ты разрешила мне страдать, а теперь говоришь убрать помойку, – сказала Лавли, опустив голову. – Ты уж определись.

Перед ней появился стакан воды и две коричневые таблетки.

– Выпей. Если тебя не стошнит, поделюсь с тобой кофе.

– Спасибо, – пробормотала Лавли, забросила таблетки в рот и зажмурилась, надеясь, что организм спокойно их примет.

– Пожалуй, с завтраком лучше повременить, – сказала бабушка. – Давай-ка сходи пока в душ, а потом я заплету тебе волосы.

«Господи, мне сколько, семь лет?»

– Не надо, я сама справ… – Она закусила губу и посмотрела на забинтованную руку. Нет, сама она больше не справится.

Бабушка коснулась ее плеча крепкой, уверенной ладошкой.

– Уважь старушку, – сказала она. – Я перестала заплетать волосы твоей тете Аве, когда ей исполнилось семнадцать. А твоя мама всегда заплетала тебя сама.

Отношения между мамой с бабушкой всегда были вежливыми, но натянутыми. Мама запрещала Лавли оставаться у бабушки с дедушкой на ночь, а бабушке – заплетать ей волосы. Вопреки ее недовольству они с Лавли все равно сблизились, и хоть бабушка никогда не говорила об этом прямо, она всегда помогала Лавли в тяжелые времена.

Лавли не ожидала, что годами позже, когда рак и его лечение окончательно подкосят маму, она попросит поговорить с бабушкой наедине. В тот день к ней должен был прийти священник, и она хотела подготовиться к встрече. Бабушка провела в ее комнате час, а Лавли с отцом только и оставалось, что нервно переглядываться.

Когда пришел священник, дверь спальни открыла бабушка, смаргивая слезы и с привычной строгостью поджимая губы. Мама лежала на кровати и улыбалась; остатки ее волос были собраны в косы, а что до проплешин, открывающих блестящую кожу – никто даже не заикнулся о них. Бабушка подкрасила ей глаза, и сейчас в них блестела жизнь.

– Правильная прическа и макияж – и тебе все по плечу, – сказала бабушка.

Закончив подкрашивать редкие невыпавшие ресницы, она отстранилась и оглядела проделанную работу. Худоба никуда не пропала, и румянец не вернулся на щеки мамы. Бабушкины косы не вылечили рак, но сделали день хоть немного счастливее.

– Не идеально, но тоже неплохо, – решила она, и мама рассмеялась.

В итоге она полностью выздоровела, и их отношения с бабушкой кардинально переменились. Из вежливости все молчали, но было очевидно, что именно рак помог преодолеть разлад между ними.

Но потом папе предложили работу за океаном, и они с мамой уехали. Лавли рассказала им про руку, но не стала вдаваться в детали.

А сейчас бабушка делала вид, будто хочет заплести ей волосы вовсе не для того, чтобы успокоить. Она всегда знала, как помочь Лавли, даже когда та противилась строгости ее воспитания. Встав из-за стола, она пошла в ванную, но бабушка окликнула ее и передала полиэтиленовый пакетик.

– Не намочи бинты, – сказала она.

– Конечно.

Она надеялась избежать разговора, но когда села в халате перед бабушкой, чтобы та заплела ей волосы, на колени ей приземлилась газета – самая настоящая бумажная газета, честное слово.

– И когда ты планировала мне об этом рассказать? – поинтересовалась бабушка.

«Охота за невестой: поиски защитницы «Мэйси» продолжаются», – гласил броский заголовок, под которым репортер целую статью переливал из пустого в порожнее, описывая ограбление местного магазина. Бандиты успели убить нескольких кассиров и как раз собирались расправиться с покупателями, но их остановила таинственная женщина в свадебном платье, которая успела скрыться до прибытия полиции.

– Я ничего не знаю… – начала было она, но осеклась, когда бабушка дернула ее за волосы.

– Не лги мне, Лавли Грейс. Я старая, но могу сложить два и два. Ты явно не авокадо нарезала, когда поранилась. – И она кивнула на замотанную ладонь Лавли.

– А врачи мне поверили, – пробормотала та. – Я просто не хотела попасть в новости. Так что, ты не скажешь, зачем приехала?

За попытку сменить тему ее снова дернули за волосы. Глаза заслезились – в тот же момент о себе решило напомнить похмелье.

– Я первая спросила, – сказала бабушка.

– Ладно, – ответила Лавли. – Мы возвращались с репетиции с подругой…

– С Надей?

– С Мэтти, первой скрипкой, – поправила Лавли. – Мы с квартетом репетировали «Открытые струны» Бена Франклина, а потом Мэтти позвала меня мерить свадебные платья в «Мэйси», потому что там была какая-то распродажа. У нее комплексы, и, если честно, мне не нравится ее жених, но чур я тебе этого не говорила. Она попросила меня тоже что-нибудь примерить, а то ей не хотелось переодеваться одной. Может, она так пыталась проявить женскую солидарность, не знаю. – Лавли закатила глаза. Как бы все обернулось, будь она в своей обычной одежде? – Когда послышались выстрелы, мы были в примерочной.

– Вы спрятались? Или помчались ловить преступников? – с неодобрением поинтересовалась бабушка.

– Бабуль, да ты что, конечно, мы спрятались, – ответила Лавли. – Не верь газетам, я ни на кого не кидалась. Но один из грабителей пошел выбивать двери примерочных, и я перелезла в кабинку к Мэтти, сказала ей сидеть тихо, а сама спряталась так, чтобы меня не было видно за дверью. Когда он ее вышиб, я ударила его дверью, он упал, и я отобрала у него пистолет и связала вуалью.

– Тебя послушать, так все просто, – сказала бабушка.

– Ну, у меня был хороший учитель, – сухо заметила Лавли.

– А что твоя подружка?

– Я отдала ей пистолет и сказала запереться в примерочной. У нее была истерика. Другие грабители пошли проверять, что там с их товарищем, и я… их остановила. Только не ожидала, что у последнего будет нож, а не пистолет. Не успела увернуться, и он меня задел. – Она показала перемотанную руку.

– И что дальше?

– Мы выбросили платья в мусорку и успели переодеться до приезда полиции. Сказали, что та женщина убежала.

– И зачем было врать? – строго спросила она, словно знала ответ, но хотела услышать его от Лавли.

– Один из грабителей умер. Свернул шею, – сухо ответила та.

– Как?

К щекам прилил жар.

– Сама знаешь.

– Они бы быстро узнали, что в нашей семье уже были случаи превышения самообороны, – заметила бабушка. – Но тебя не заподозрили?

– Нет. Решили, что женщина выбросила платье и успела сбежать, воспользовавшись суматохой. Грабители меня тоже не опознали – они заметили только платье… Мне кажется, в полиции сначала заподозрили Мэтти, но потом решили, что она низковата.

– Как ты объяснила руку? – спросила бабушка.

– Сказала, что не помню точно. Якобы в голове все смешалось, грабитель напал на меня, я попыталась отбиться и поранилась, – морщась, отозвалась она. – Он не только меня пытался зарезать, так что тоже не смог опознать.

– И как твоя рука?

Лавли промолчала.

– Лавли?

По щеке скатилась слеза. Она склонила голову.

– Повредила сухожилие. Лишилась мизинца. Врачи сделали, что смогли.

Бабушка закончила заплетать волосы.

– Хорошо. Потом об этом поговорим. Твоя очередь задавать мне вопросы.

– Почему ты