– Так что, я животное?

– Нет, – вздохнула бабушка. – Ладно. Можно ли назвать жестоким человека, защищавшего друга?

– Нет. Скорее, героем.

– Именно. Инстинкты, мужество, жестокость – называй, как хочешь. Но все сводится к одному: в нашей семье не принято терпеть, когда о нас вытирают ноги. Уж лучше дать жизни отпор, чем сидеть на месте и ждать, пока она тебя доломает.

15. Старые знакомые, нежданные встречи

Ксан продолжал задумчиво жевать странное мясо, принесенное Сонмом. Торопиться было некуда; новости из медотсека до сих пор не пришли. Мэллори, разозлившись, сбежала, как только закончила жаловаться на тяжелое детство.

Лично Ксан думал, что ничего ужасного в ее истории не было. Да, сначала пришлось тяжело, но она выросла в относительно нормальной семье, и это не делало ее уникальной. О заботливых родителях мечтают все, но не всем они достаются. Ее кормили, поили и не били – многие не получали и этого.

Правда, убийство дяди и приезд тети на Вечность немного выбивались из общей картины. Это было довольно странно, Ксан не спорил. Наверное, стоило сказать это Мэллори.

«В моменты стресса люди всегда самые искренние, – однажды сказала Ксану бабушка, когда он выругался в ответ на отвешенный ему подзатыльник. – Посмотри на фальшивые улыбочки мэра Хораса, когда он разъезжает по центру в кабриолете. Но если официантка опрокинет на него кофе – сразу узнает, что он думает про молоденьких девушек. Все они тупые идиотки, вот что. А ты – грязный, противный матерщинник».

Иногда Ксан поражался, как можно быть настолько лицемерным человеком. Она сама постоянно ругалась, но грязным матерщинником почему-то был он.

«Когда наступают трудные времена, люди ведут себя по-разному. Кто-то в стремлении помочь берется руководить; кто-то срывается и начинает разбрасываться обвинениями; а кто-то, оказав помощь, всю жизнь будет напоминать, чего им это стоило и на какие жертвы они ради тебя пошли».

Мэллори как раз была третьего типа. Единственная сирота на планете. Единственная, выросшая в нелюбимой семье. Да, ей пришлось тяжело, но кому было легко?

В глубине души он понимал, что слишком суров к ней. Она сталкивалась со смертью куда чаще остальных; это не могло пройти бесследно. Армия так уж точно оставила на Ксане свой след.

В мыслях мелькнуло воспоминание – одно из тех, что он надеялся навсегда оставить в пыльной коробке с медалями, заброшенной к бабушке на чердак. И дело было не только – не столько – в смертях, что он видел; иногда тайны давили куда как сильнее.

В форте Боузер он пахал сутками, разрываясь между подготовкой солдат и изучением засекреченных данных об инопланетной жизни. Несмотря на повышение, он во всем должен был подчиняться командованию и ни в коем случае не делегировать полномочия. Он доверял своим подчиненным; вышестоящее начальство эту позицию не разделяло. Поэтому однажды именно ему пришлось доставлять документы подполковнику Нику Торресу. «Бланки заявок», – так ему сказали подписать конверт, в котором лежала толстая папка.

Технически там действительно лежали бланки заявок, только засекреченных и внесистемных. Родригес, его командир, обожал передавать через самых надежных людей записки, которые при прочтении требовал уничтожить. «Бумагу не взломать», – говорил он.

Ксан не стал уточнять, что его легко могли застрелить, забрать документы и подделать подпись получателя; стоило признать, что на военной базе шансы подобного нападения были довольно малы.

Когда Ксан вошел в приемную, помощника подполковника за компьютером не оказалось, поэтому он присел в свободное кресло для посетителей и решил подождать. Из-за двери кабинета доносились громкие голоса, настолько отчетливые, что даже прислушиваться не приходилось. В любой другой ситуации Ксан бросил бы конверт на столе и ушел, но документы нужно было передать лично, так что оставалось лишь ждать.

Подполковник спорил с какой-то женщиной. В ее суровом голосе отчетливо читалась злость, и хотя Ксан не узнавал его, он мгновенно заметил знакомый техасский выговор.

– Для протокола: я категорически против проекта «Дыхание Бога». У нас появилась возможность встать в один ряд с другими расами галактики, появилась возможность заполучить технологии, выходящие за грани нашего понимания, а вы только и хотите, что мериться членами!

– Да, госпожа министр, сотрудничество с инопланетянами может принести определенную выгоду, – раздался низкий мужской голос. – Но нельзя сказать, что нас ждет. Если начнется война, они не задумываясь сотрут нашу планету в порошок. Мы не сможем им помешать. Поэтому разумно разработать вооружение, соответствующее уровню опасности. Хотя бы ради самозащиты. – Голос принадлежал подполковнику Торресу. Ксан не встречался с ним лично, но видел в кабинете Родригеса. К Торресу часто приезжали высокопоставленные чины.

Например, женщина, с которой он спорил. Ксан попытался вспомнить, кто в правительственном аппарате был уроженцем Техаса, но в голову ничего не пришло.

– И как же вы испытывали это оружие, раз оно «ради самозащиты»? На людях? Животных? Или вы врете инопланетным властям, когда утверждаете, что вам ничего не известно про пропавших туристов? Вы не думали, что такими темпами вы сами создадите ситуацию, в которой нам понадобится защищаться?

– Испытания завершены, оружие в полной готовности, госпожа министр. Так президенту и передайте. В конце концов, оно разрабатывалось по его указу.

– Ему нужно знать точный принцип работы и сколько инопланетян пострадало при испытаниях. Чтобы лгать инопланетным дипломатам, нужно понимать, в чем заключается ложь, – сказала министр, не уступая.

– Наше оружие не воздействует на них физически, – сказал Торрес. – Просто… нейтрализует.

– Я взрослый человек, подполковник, – холодно сказала министр. – Я представляю, как оно их «нейтрализует».

– Можете мне не верить, но я не подразумеваю убийство. Наши методы куда гуманнее, – сказал Торрес.

Ксан неуютно поежился. Его начальство не уточняло, откуда берутся трупы инопланетян, а он не спрашивал. Просто принимал их, как раньше принимал мертвых солдат, подробно описывал травмы, документировал все личные вещи, бывшие у них во владении, и подмечал аномалии (насколько мог, учитывая небольшие познания в инопланетной анатомии). Потом упаковывал трупы в пакеты со льдом и передавал в руки ученых.

Он не был патологоанатомом, но начальство постоянно твердило, какую важную работу он выполняет; что он незаменим. Уже на борту Вечности, побольше узнав о пришельцах, он понял, что был незаменим примерно как пушечное мясо: просто расходный материал. Командование боялось подпускать ценных ученых к инопланетянам, которые могли вдруг ожить, поэтому подсовывали к ним интенданта.

– Во всей Вселенной только одна разумная раса не вступает в симбиотические отношения с другими видами: мы, люди, – тем временем продолжал Торрес. – В глазах пришельцев это повод для жалости. Вот почему они нас не уважают; для них мы – недоразвитые существа. Но лично я вижу в нашей самодостаточности силу, а в их созависимости – слабость. – Его тон приобрел знакомые пафосные нотки, словно он обращался к войскам.

– Мы здесь одни. Никому не нужен ваш тупоголовый патриотизм, – сказала женщина.

Торрес осекся, а потом с раздражением продолжил:

– В нашем случае можно рассматривать враждебных инопланетян как две сущности. Если начнется война, мы всегда будем в меньшинстве. Наличие сильного оружия уравнивает шансы.

– И ставит под угрозу все миротворческие усилия, – сказала