Надеяться, что они снимут с меня «проблему Вима», было бы безумием с моей стороны, так что я и не думала об этом. Я пошла на сотрудничество с Департаментом юстиции, чтобы иметь возможность вести свою двойную игру самостоятельно. Я хотела иметь возможность постоянно общаться с Вимом без риска быть включенной в число его сообщников следователями Департамента юстиции. Оставаясь в контакте и с Департаментом, и с Вимом, я получала возможность собрать свои собственные доказательства. Посмотрим, что сможет сделать для меня Департамент юстиции, когда я соберу доказательства.

Разумеется, я надеялась, что во время следствия и суда Вим будет находиться в заключении, поскольку в противном случае его уголовное преследование ставило бы нас в исключительно опасное положение. Но полностью рассчитывать на это я не могла. Так что у меня должен быть запасной план — на случай неблагоприятного развития ситуации со следствием. Я соберу собственную доказательную базу, чтобы в судебном порядке принудить следственные органы к действию или обеспечить себе поддержку со стороны СМИ.

При любом варианте развития событий мне следовало учитывать, что уголовное преследование не гарантирует обвинительного вердикта суда. Вим ни в коем случае не сдастся без боя. Он опытный боец. Шестнадцать лет детства с безумным отцом и сорок лет в организованной преступности превратили его в настоящего «ваньку-встаньку».

Его ум, навыки манипулирования и полное отсутствие эмпатии сделали из него профессионала самосохранения. Он пережил всех и вся благодаря неспособности вступать в эмоциональный контакт с окружающими.

Вот что он собой представляет, и вот с чем нам приходится иметь дело.

Он бросит все свои силы, чтобы избежать обвинительного приговора. Чтобы остаться на свободе, он будет изворачиваться, лгать и оказывать давление на свидетелей. Если ему это удастся, то нас ждет катастрофа: на свободе у него будет масса возможностей разделаться с нами. Поэтому следует рассчитывать, что он будет защищаться, и не забывать, чего можно от него ожидать.

На протяжении всей его карьеры уголовника мы были свидетелями, а подчас и сообщниками в хитроумных схемах, которые Вим использовал для сокрытия следов своих преступлений. Он был мастером «активной защиты» и выбирал способы преступлений исходя из этого своего опыта.

Опыт с Хайнекеном научил Вима, что хотя шантаж богатых людей — дело очень денежное, но похищение, удержание заложников и получение выкупа чреваты поимкой. Вим обходился без похищений. Он переключился на более тонкий способ вымогательства — шантаж без посягательства на личную свободу.

Вим по-прежнему выбирал жертвы на основе их финансового положения, но теперь он не хватал их на улице, не запихивал в машину и не держал в застенке, как Хайнекена и Додерера. Со своими новыми жертвами он уже был знаком лично.

Это были его друзья или родственники. Он бывал у них дома, играл с их детьми и садился за обеденный стол вместе со всей семьей. Все они считали Вима своим другом, и никто не предполагал, что в один прекрасный момент он вдруг превратится во врага. Наоборот, они ему полностью доверяли.

Они верили ему, когда Вим появлялся чисто по-дружески предупредить о коварных планах, которые вынашивают некие ужасные бандиты в отношении их денег или жизней ближайших родственников.

— Есть проблема! — говорил Вим.

Но не волнуйтесь, он знает, кто за этим стоит. Он придет на помощь, он же друг. И готов выступить арбитром в урегулировании проблемы, о наличии которой вы, скорее всего, до этого понятия не имели. Разумеется, решая вопрос, он в первую очередь будет исходить из ваших интересов. Выставляя себя в качестве арбитра, он держал обе стороны поодаль друг от друга.

Затем он начинал «нагружать».

Как посредник, он полностью контролировал, что говорит каждой из сторон о другой.

— Твой лучший друг тебя предал, увы.

— Надо тебе заплатить, иначе убьют.

Такое разделение позволяло ему стравливать всех со всеми и играть сторонами по своему усмотрению. А значит, никто из участников не понимал, что он использует их всех и все они — его жертвы. В результате никто не обращал внимания, что Вим — первый и единственный источник проблемы.

Осознав, что лучший друг превратился в худшего врага, жертвы не могли заявить в Департамент юстиции, поскольку им самим было что скрывать от правоохранительных органов. В том числе и преступления, совершенные вместе с Вимом. Попав в тюрьму за вымогательство, он мог бы сдать полиции и их и постарался бы тоже упрятать их за решетку. Если этот аргумент казался недостаточным, Вим вполне недвусмысленно объяснял, что обращение в полицию равносильно смертному приговору, а о факте такого обращения он обязательно узнает через своих «крыс». Если люди были готовы скорее принять этот риск, чем продолжать жить в навязанном кошмаре, он начинал угрожать их близким, материализуя эти угрозы появлением у школ, в которых учились их дети.

Его метод превосходил классические похищения с целью получения выкупа: люди приходили в ужас, а риски, связанные с физическим захватом заложника, отсутствовали.

Самым выдающимся элементом его метода вымогательства было использование роли посредника в качестве алиби. Он ни с кем не конфликтовал, это они конфликтовали между собой. Он просто передавал послания и старался помочь.

Многолетнее вымогательство происходило под прикрытием умело разработанной маркетинговой стратегии. Вим постарался донести информацию о своей функции «арбитра» и до Департамента юстиции, и до преступного мира, и до средств массовой информации. Всем им усиленно внушалась мысль, что он добросовестно пытался разрешить конфликт, а это никак нельзя считать преступлением. Все свои махинации с подозреваемыми и жертвами он объяснял фразой: «Я просто пытаюсь помогать».

Департамент юстиции должен был быть доволен.

Виму было плевать, что некоторые из тех, кому он «помогал», погибли или что некоторые из погибших прямо указывали на него не только как на вымогателя, но и как на своего будущего убийцу.

В отличие от вымогательства, убийство не требовало его личного присутствия на месте преступления. Он мог просто отдать приказ и удалиться на безопасное расстояние, лучше всего за границу.

Исполнители не могли указать на него как на заказчика. Он обеспечил это очень изощренным способом — в цепочке посредников были люди, которые никогда не назвали бы его, «поскольку сами по уши в этом».

Вим знал, что никто из его подельников не признается в убийстве, не говоря уже о нескольких убийствах. Эти люди получили бы за такое пожизненное. Так что угроза, что его назовут в качестве заказчика, отсутствовала.

Это была его обычная стратегия: сделать всех добровольными или вынужденными соучастниками, и им придется умолкнуть навеки. Любой свидетель, утверждающий, что приказ на устранение отдал Виллем Холледер, мог слышать об этом только от посредника, и никогда от самого Вима.

Поскольку разговоров об этом было очень много («Как будто на каждом заказном убийстве заранее висит ярлык с моим именем!»), линия защиты Вима состояла в том, чтобы прикинуться жертвой СМИ: «Меня уже измучили этими обвинениями».