В маленькой комнате, примыкающей к залу суда, повисло молчание, и все

взгляды устремились на председательствующего Стефана Блуа, поскольку

окончательное решение зависело сейчас от него. Стефан пользовался огромным

авторитетом. Он считался одним из самых богатых людей Франции, его земельные

владения были обширнее, чем домен самого французского короля, а число замков

превышало три сотни. Его отец, граф Тибо, дал сыну великолепное для своего

времени образование. Он читал на трех языках, изучал юриспруденцию, владел

искусством риторики. Но, как было известно многим из присутствующих, в отличие

от своего младшего брата Гуго, обладающего врожденным чувством справедливости,

граф Стефан Блуа часто принимал решения весьма далекие от сего понятия. К тому

же, Стефан не обладал даром мгновенной реакции на события, был ленив и никогда

особо не углублялся в скучные подробности разбираемого дела, зато очень любил

всевозможные зрелища, рыцарские турниры и поединки.

— Что вы скажете, господин председатель? — обратился к нему прево в

соседней комнате.

Но граф молчал, а затем сказал, что в деле для него все уже ясно…

Довольно скоро судьи вышли из комнаты для совещаний и вновь заняли свои

места. Во время долгой паузы в помещении повисла тишина, и все взоры устремились

на властителя Блуа и Шартра. Все ждали его речи. В такие моменты Стефан

чувствовал себя на вершине славы: все трепетали перед ним, предоставляя одному

ему, словно Господу Богу, решение человеческих судеб. И всем казалось, что в

напряженной тишине перед вынесением приговора граф усиленно думает и

перебирает в своей большой лысеющей голове многочисленные известные ему

законы, выискивая единственное справедливое решение.

На самом же деле граф просто праздно наблюдал, как по столу перед ним бежит

крошечный паучок. И, конечно, граф даже не трудился вникнуть в суть судебного

вопроса: он с самого начала казался ему пустяшным. В эту минуту его гораздо больше

занимало, кто из этих двоих столь непохожих друг на друга бойцов победит в

сражении один на один: шустрый молодой рыцарь Гуго де Пейн, или неповоротливый

громила Бертран. Во всяком случае, решил он, поединок обещает быть интересным. А

что касается судебной справедливости, она на самом деле мало интересовала графа

Стефана. Да и о чем беспокоиться? Если погибнет баронский отпрыск, то одним

негодяем станет меньше. Но, поскольку Бертран де Бовуар и так уже находился в

полной власти графа, устранение этого Бертрана было возможно в любой момент,

стоило лишь дать команду верному человеку. А если погибнет де Пейн — то и

невелика беда. Прямых наследников у этого шателена нет, а значит, его маленький

замок отойдет к графу Шампанскому, то есть к дому Блуа. Ведь юный граф Гуго

Шампанский был не более, чем послушной марионеткой в руках Стефана де Блуа…

Наконец, Стефан медленно поднялся с председательского кресла и произнес

достойно и торжественно, как, во всяком случае, казалось ему самому:

— Я, Стефан-второй Блуаский, граф Блуа и Шартра, барон Труа, Бри, Омали и

Шатодена, также представляющий в этом суде интересы моего младшего брата, графа

Шампани Гуго-первого, на чьих землях были совершены, рассматриваемые нами,

преступления, оглашаю сей приговор перед Господом и людьми. Итак, суд принял

решение не возражать против требования подсудимым суда Божьего. Поединок для

решения этого запутанного спора делает честь обеим сторонам и не противоречит

кутюмам. Пусть до поединка каждая из сторон остается при своем статусе. Бертран де

Бовуар под стражей, а Гуго де Пейн на свободе. И пусть судьба их решится в честном

бою, достойном этих двух рыцарей. И да будет так!

— Да будет так, — тихо повторил старый прево после тяжелой паузы,

сочувственно посмотрел на де Пейна, и объявил громко:

— Согласно обычаям и законам Шампани, и по решению Стефана де Блуа,

графа Блуа и Шартра, барона Труа и уполномоченного представителя графа

Шампанского, подсудимый имеет право на судебный поединок, и пусть на следующее

утро после праздника Пасхи Господь покарает неправого рукой праведника.

На этом суд кончился, и стражники увели очень довольного Бертрана де Бовуар.

Гуго де Пейн оказался в весьма затруднительном положении. Подумать только! Еще

чего не хватало: драться с этим рыжим кабаном на тяжелых булавах! И это при том,

что противник явно хорошо владел этим оружием, раз сам выбрал его, в то время, как

Гуго совсем не был к нему привычен, предпочитая обычный меч. Неужели ему

предстоит так глупо погибнуть? Но тут кто-то положил руку ему на плечо, прервав

мрачные мысли.

— Успокойтесь, друг мой, все будет хорошо, — произнес знакомый голос

аббата Мори.

Подошел и Андре де Монбар.

— Не раскисай, ты справишься, ты всегда был славным воякой, Гугон! —

Подбодрил друга детства молодой капитан.

— Откуда вы знаете? — Гуго грустно обвел взглядом этих двоих, столь

разных, но чем-то, казалось, незримо связанных друг с другом людей, аббата и

капитана. — Думаю, у этой рыжей свиньи есть все шансы на победу. Посмотрите

насколько он массивней меня.

— И все же, еще раз повторю, все будет хорошо, шевалье. Забудьте на время о

Бертране. Лучше возьмите вот это, — Аббат протянул Гуго небольшой отрезок

пергамента с выдавленными инициалами графа Шампанского и надписью «крест и

меч».

— Что это? — Удивился де Пейн.

— Это приглашение на собрание во дворец графа Шампанского о котором я

говорил вам. Оно откроется завтра в полдень. Обязательно приходите.

— Приду, раз я теперь до гроба обязан благодарить графа за благодеяния, но

лучше бы я вовсе не приезжал в Труа, — довольно неучтиво сказал Гуго, которому

после неожиданного судебного решения Стефана Блуа почему-то совсем расхотелось