В президиуме зашумели, но начальник следствия только отмахнулся от них:

– Есть в Брянской области городок Унеча. Там живут мои родственники. Они пишут: «Сергей, поедешь к нам в отпуск, хоть землицы грузинской привези! Второй год чай морковный пьем, а как настоящая заварка выглядит, уже позабыли». Это к нам, в Сибирь, талоны только сейчас дошли, а в России они уже давно. А где, как в Унече, талоны не ввели, там и товаров никаких нет.

– Сергей Степанович! – выкрикнул кто-то из зала. – Да в Новосибирске на колбасу талоны с начала тысяча девятьсот восьмидесятых годов были!

– А ты в Новосибирске в те годы в магазины заходил? – парировал начальник следствия. – Я туда в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году в гости к друзьям ездил, так мне ни один человек не поверил, что у нас в свободной продаже датские куры есть.

– Уже нет! – загалдели собравшиеся. – Уже ни хрена нет, одни талоны на закуску оставили.

– Вот о чем я говорю! – ткнул рукой в зал Бондаренко. – Здесь собрались одни начальники, а порядка уже никакого нет. Давайте обсуждение талонов проведем по подразделениям. Каждый начальник в своем отделе сможет подчиненным рот заткнуть, а на общем собрании бардак начнется. Никто же не поверит, что талоны – это временные трудности. Читать-то наши люди умеют, и не только между строк. Что нам партия каждый день в газетах пишет? Производство мяса в стране с каждым годом увеличивается. Полно у нас мяса, только где оно? Одними процентами сыт не будешь.

– Ну что же, поговорим о процентах. – Представитель горкома прошел к трибуне, занял место спустившегося в зал начальника следствия. – Если судить по вашей официальной статистике, то раскрываемость преступлений в городе неуклонно растет и составляет на сегодняшний день что-то около девяноста пяти процентов. Отличный показатель, ничего не скажешь. Только вы со своими процентами попробуйте пройтись вечером по городским окраинам, попробуйте заглянуть в частный сектор, в «нахаловки» Машиностроительного и Кировского районов. Что, нет смельчаков – без милицейского удостоверения с народом пообщаться? Вы это кому очки втираете, что у нас в городе полный порядок и нет разгула преступности?

С началом его речи в зале установилась тишина. Партию не переспоришь. Хорошо, если миром разойдемся, а то еще нас, ментов, обвинит во введении талонной системы.

– В воскресенье, – распаляясь с каждым словом, продолжил партийный босс, – в нашем городе лидерами преступного мира был объявлен траур по умершему вору в законе Лучику. Все рестораны и кафе в центральной части областного центра были закрыты, их директора и владельцы не рискнули нарушить запрет, наложенный бандитами. Так кто у нас в городе реальная сила: вы или лидеры преступного мира? Что стоят ваши проценты перед словом какого-то Почемучки? Что, не ожидали, что в горкоме знают бандитов по именам? Теперь, как нам посоветовал товарищ Бондаренко, перейдем от малого к большему. Как у нас в городе обстоят дела с молодежью? Провально, другими словами не скажешь. То тут, то там, словно грибы после дождя, появляются неформальные объединения: панков, металлистов, рокеров и еще черт знает кого. Но это-то половина дела, даже не половина, а так – верхушка айсберга, видимая невооруженным глазом. А в подводной части айсберга растет количество молодежных преступных группировок. Наш горком завален жалобами на бездействие милиции, на то, что подростку из одного района невозможно пройти в другой район города. Вы куда смотрите, товарищи? Это же ваш фронт работы, а не горкома. Или вы решили все пустить на самотек и пойти по казанскому сценарию? Если кто не в курсе, я поясню: в Казани молодежные преступные группировки поделили город между собой, и теперь фактическая власть в городе принадлежит главарям молодежных банд, а не милиции или райисполкомам. Мы к этому идем?

Он бушевал еще минут двадцать, потом успокоился и занял свое место в президиуме. Большаков, не рискуя принять на себя решение о проведении общего собрания, предложил голосовать. В зале, в пику официальной власти, все подняли руки «против». Представитель горкома что-то злобно высказал начальнику УВД и покинул совещание.

Пока в зале шумели и обменивались мнениями, к трибуне, никем не приглашенный, поднялся Малышев.

– Товарищи, – жестко начал он, – вместо навязываемого нам словоблудия я предлагаю вернуться к делам. Мое предложение: вопрос с введением талонной системы обсудить в коллективах и на общее собрание не выносить. Это раз. А теперь – два: нам надо перейти на усиленный вариант несения службы и быть готовым к любым провокациям.

– Вот это дельное предложение! – похвалил моего начальника замполит управления. – Кто у нас отвечает за расстановку личного состава по усиленному варианту?

Как только началось обсуждение служебных вопросов, в зале вновь установилась тишина и стало скучно. Рутина – она и есть рутина, каждый раз одно и то же.

Посовещавшись об усилении охраны общественного порядка, мы разошлись по кабинетам. По дороге на свой этаж Клементьев спросил меня:

– Ты чего такой мрачный? Расстроился, что талоны только в своем районе отоваривать можно?

– Меня другой вопрос мучает: пельмени будут по талонам или нет? Пельмени – это же не колбаса и не мясо в чистом виде, это комбинированный продукт.

– Как будет с пельменями, мне шепнул один осведомленный человек, – заговорщицки сказал Геннадий Александрович. – С сегодняшнего дня их станут продавать раздельно: фарш по талонам, а тесто – сам сделаешь.

– Понятно. Накрылись мои пельмешки, придется одной яичницей питаться.

Вечером нам объявили, что в пятницу на главной площади города состоится разрешенный властями митинг.

– В двенадцать часов все в гражданской одежде должны быть на площади! – объявил Малышев. – Оружие и спецсредства не получать. Если начнутся массовые беспорядки, действовать будем по обстановке.

Митинг прошел мирно, без эксцессов, и посвящен он был вовсе не введению талонной системы, а охране памятников старины. Городским властям удалось ловко сбить народ с толку, хотя о талонах на митинге тоже говорили.

– Товарищи, – начал митинг какой-то активист общества защиты памятников старины, – в нашем городе хотят расселить дом номер шесть по улице Халтурина. Этот дом, товарищи, построен еще в XIX веке, и он является объектом культурного наследия. Наш долг отстоять памятник старины! Не дадим покуситься на святое!

В толпе перед трибуной загудели:

– Какие еще памятники старины? Жрать нечего, а он о культурном наследии беспокоится!

– Товарищи, давайте послушаем Клавдию Мефодиевну! – прокричал в мегафон ведущий митинга. – Она с рождения живет в этом доме, и ей есть что сказать!

На трибуну решительно поднялась старушка в платочке. Она постучала пальцем по микрофону, проверила, как работает звукоусиливающая аппаратура.

– Товарищи! – звонким, совсем не старушечьим голосом выкрикнула она. – Я живу в этом бревенчатом доме с самого рождения и хочу вам сказать: снесите его на хрен! Мне семьдесят лет, и мне надоело зимой по морозу в нужник бегать! Снесите эту хибару и дайте нам нормальные человеческие квартиры!