«Боже мой, не Арина ли это кричит?» – подумал я и прибавил ходу.

Картина, открывшаяся мне, благостным елеем омыла мою душу: звонко, на весь лес, кричала моя родная дочь. Она заговорила! Наконец-то! Вот и настало время, которого мы так долго ждали!

В беседке Валентина Павловна читала книгу. Рядом с ней лежал мешочек с орешками. Моя дочь на коленях стояла на скамеечке в противоположном углу и стучала по поручню беседки кулачком:

– Бека, иди сюда!

Выдрессированные белки Валентина Павловны охотно играли с Ариной. Услышав ее стук, большая рыжая белка взобралась на противоположный край беседки, перебежала по поручню к Арине и аккуратно лапками взяла из ее рук орешек. Щелчок – и от угощения остались только скорлупки. Прыжок с беседки – и белки нет.

Арина, не замечая меня, проворно слезла с лавочки, подбежала к Журбиной, взяла из мешочка орех и заняла прежнюю позицию. Вновь стук по перилам беседки:

– Бека, иди сюда!

– Валентина Павловна, – в восхищении сказал я, – как вам это удалось?

Журбина закрыла книгу, достала сигареты, закурила. Я присел рядом с ней, отодвинул орехи в сторону.

– Андрюша, я еще за столом увидела, что девочка от возмущения вся негодует. Как же так, ее кашу отдали собаке, а саму девчонку оставили голодной! Ребенка переполняли чувства, и нужен был только один небольшой толчок, чтобы она заговорила.

– Папа, иди сюда! – позвала Арина.

– Классно! – ликуя всеми фибрами души, воскликнул я. – Первое слово не «мама», а «папа»! Это папа привез ребенка в лес белок кормить, а мама в городе осталась, личную жизнь налаживает.

С этого дня у Арины началась эпопея под названием «Иди сюда!». Говорила дочка много и непонятно, многие буквы проглатывала или коверкала, но призыв «иди сюда» у нее всегда получался отчетливо и громко. «Иди сюда» Арина использовала во всех случаях жизни.

– Рита, иди сюда! – вечером позвала она администраторшу.

– Сама подойдешь, не маленькая, – отозвалась девушка от стойки.

– Хлеб, иди сюда! – потребовала Арина за столом.

– Арина, у хлеба нет ножек, и он не может к тебе сам подойти, – нравоучительным тоном объяснила правила поведения за столом Журбина. – Надо сказать: дайте, пожалуйста, хлеб.

– Дай хлеб, иди сюда! – мгновенно отреагировала Арина.

У одного моего приятеля жил в клетке большой красивый попугай. Дружок мой уверял, что этот попугай умеет говорить. Сколько я ни прислушивался к его шипению, щебету и клекоту, ни одного слова не мог разобрать, а приятель просто млел от счастья:

– Ты слышал, он сказал: «Кеша хороший!» Молодец, Кеша, молодец!

С Ариной было примерно то же самое. Она выдавала длинные предложения, о смысле которых можно было только догадываться. Я дочку почти всегда понимал, остальные – не очень.

Еще Арину понимали с полуслова белки. Когда она стуком по перилам подзывала их, то на беседку запрыгивали обе белки и, усевшись на задние лапки, ждали, кого она позовет.

– Муся, это тебе. – Арина протягивала орешек, и белка Муся бежала к ней.

Вторую белку звали Бармалей. Дочь никак не могла выговорить это сложное имя, но стоило ей произнести набор условных звуков, как Бармалей первым бежал за угощением.

Освоившись в доме отдыха, Арина стала сама придумывать себе развлечения. По вечерам она садилась за стойкой администратора и выводила каракули в тетради – заполняла журнал регистрации постояльцев. У каждого человека, подходившего к стойке, Арина строго спрашивала: «Фамилия?» Потом шел длинный набор непонятных слов.

– Что она говорит? – спросил я у Риты.

– Сто второй номер, – пояснила администраторша. – Она всех отправляет в сто второй номер.

Пока Арина занималась своими делами, я проводил время в обществе Журбиной.

Очень давно, когда мне было пятнадцать лет, двоюродная сестра познакомила меня со своей подругой. Об этой девушке я не помню вообще ничего, кроме ее вопроса: «У тебя есть друг, с которым можно поговорить обо всем: о жизни, об учебе, о сексе?» После упоминания о сексе я почувствовал, как кончики моих ушей предательски покраснели. Не сказать, что я был таким уж стеснительным пареньком в то время, но мимоходом услышать от незнакомой девушки таинственно-запретное слово «секс» – это нонсенс. Тут невольно покраснеешь.

Шли годы, я стал более крепким на уши и уже не краснел при разговорах на запретные темы, но, оборачиваясь назад, могу точно сказать: если бы я в пятнадцать лет услышал хоть один из монологов Журбиной, то не покраснел бы, а сгорел в физическом смысле слова. Валентина Павловна, описывая свои теории, была предельно откровенна.

– Году так в пятидесятом, – рассказывала она, – две студентки познакомились с мужчинами лет сорока и пошли с ними в ресторан. Легкое вино, музыка, танцы, отличный выбор блюд. После закрытия ресторана студентки и мужчины пошли продолжить веселье на съемную квартиру. Наступила ночь. Девушкам пришла пора отрабатывать ресторанные развлечения. Свет выключается, и тут одна из студенток говорит, что у нее неожиданно начались женские проблемы. Представь ситуацию: деньги потрачены, все этапы знакомства пройдены – а одна из студенток вышла из строя. Что делать? Девушки переругались между собой и решили, что одна из них переспит с двумя мужчинами и таким образом отработает потраченные на них средства. Эта история в реалиях сегодняшних дней выглядит нелепо. Спрашивается: почему бы второй девушке не удовлетворить выбранного ею мужчину другим, неклассическим видом секса?

Ответ на этот вопрос лежит в пуританизме той эпохи. Насаждаемые обществом запреты и ограничения создавали у советских людей стойкое убеждение, что сексуальные отношения между мужчиной и женщиной могут быть только в классическом виде и исключительно в одной позе – мужчина на женщине. Все другие виды и формы секса считались извращением. Даже само слово «секс» было под негласным запретом, и мало кто знал его значение.

– Валентина Павловна, – осторожно заметил я, – когда вы рассказываете о пятидесятых – шестидесятых годах, я невольно вспоминаю своих родителей. По их словам, это были очень строгие и нравственные времена, когда женщины до брака и думать не смели о половых отношениях.

– Я тебе уже объясняла, что говорить и делать – это разные вещи. Но доля правды в рассказах твоих родителей есть. Не все студентки искали развлечений по ресторанам, и были мужчины, которые годами ухаживали за понравившейся девушкой. Об этих мужчинах я и хочу поговорить. Вспомни мой случай со студентками. Девушка, у которой начались проблемы, сейчас бы не сидела без дела – нынешний секс технологически расширился, обогатился новыми видами и способами, а строгий пуританизм стал считаться формой замшелого ретроградства. Американская культура расширила наши горизонты, и все больше мужчин стало задумываться: «Что я упустил в прошедшей жизни и можно ли это наверстать?»

В твоем возрасте мысли об упущенном времени не возникают, у тебя все еще впереди, и если ты не реализовал свои сексуальные фантазии с одной женщиной, то легко и без проблем реализуешь их с другой. По моим прикидкам, лет так до тридцати пяти сексуальная энергия мужчины совпадает с его жизненной энергией. Ближе к пятидесяти годам у мужчины происходит раздвоение внутренней энергии на два самостоятельных потока разной наполненности: сексуальная энергия потихоньку угасает, а роль жизненно-прикладной энергии возрастает. Мыслей о половых приключениях все меньше, а о работе и положении в обществе – все больше.