А если представительницы слабого пола падки на длинные реснички, то я с радостью побуду неделю в шкуре бесчувственного мужчины. Ахматова считала себя поэтом, а я буду кукольником мужского рода без каких-либо сантиментов ни в сторону пана директора, ни в сторону пана барона. Пусть разбираются друг с другом, а я сделаю куклу и гори все синим пламенем — еду домой!

Как же противно, как же противно… Сейчас бы под горячий душ и смыть с кожи ароматным гелем прикосновения и слова барона, которые пачкали похлеще сажи. И сидеть хотелось от него подальше. Только за круглым столом сделать это не представлялось возможным, и я налегла на вино, наплевав на впечатление, которое могу произвести на Милана. Мне вдруг стало абсолютно плевать на него. И я радовалась, что в моей комнате нет марионетки — я могла бы разбить ее в приступе бешенства.

Я сделала еще глоток, который приравнялся к опустошению бокала, и Милан подскочил с насиженного места, не закончив фразу. Он читал лекцию про первую мировую. Наискучнейшую, наверное. От нее немудрено было б заснуть, как от заунывной колыбельной, если бы я не пропустила ее полностью мимо ушей.

— Вера, вы решили напиться?

— Я? — спросила я голосом невинного ребенка.

— Вы! Вы! Здесь больше никого нет, и уж я точно сегодня ничего не пью.

— А вы уже напились сегодня моей крови! Куда вам еще пить?!

Наверное, я перебрала все-таки с вином, но на ногах удержалась без помощи стола, когда подскочила вслед за бароном.

— Я даже не начинал, и молите бога, чтобы не начал! Карличек!

Зачем кричать, когда слуга всегда под боком, то есть за дверью. Карлик кивнул хозяину, бросив на меня подозрительный взгляд. Что смотришь? — отвечал ему мой. — Знаешь прекрасно, сколько я выпила. Ровно три бокала, как ты мне и налил!

— Проводи пани Веру наверх. И не спускай с нее глаз. У нас очень крутая лестница.

Я сжала губы, чтобы не сказать какую-нибудь гадость. Да плевать! Раз барон сам дает мне повод избавиться от своего общества, надо хватать этот повод в виде руки карлика и бежать.

— Карличек, я в полном порядке, — сказала я, как только за нами закрылась дверь гостиной, оставив позади клубы табачного дыма.

Вырвать руку не получилось. Силен малец!

— Отпусти! — почти взвыла я.

— Для твоего же блага не проси этого.

Я плюнула на него взглядом и стала подниматься по лестнице, опережая паренька на целую ступеньку.

— Я не поняла, — проговорила я, когда карлик закрыл дверь моей спальни за своей спиной. — Что это значит?

— Я выполняю приказ барона — не спускаю с тебя глаз. Надеюсь, у тебя нет фобии, и ты сможешь спать, когда на тебя смотрят, — добавил он уже со скрытым смешком.

Я плюхнулась на край кровати и потерла друг о дружку ладони, хотя те и были теплыми. От вина, от злости или от жара камина, не важно.

— Послушай, я не пьяна, я зла… Но даже пьяная я не дебоширю и по лестницам в темноте не ношусь. А если не веришь, то запри меня на ключ. Дверь выломать я точно не сумею.

Карлик, продолжая держать в руках лампу, привалился к дверному косяку.

— Верка, Верка, Верка… Глупая Верка… Ничего-то ты не поняла. Барону плевать, будешь ты бегать по лестнице или нет. Ему куда важнее не бегать по ней самому. Поэтому я здесь. Поэтому я никуда не уйду. Потом у тебя тепло, не то, что сейчас в кухне, и мне больше нравится спать у тебя в ногах, чем на чертовой раскладушке.

Я принялась тереть ладони еще сильнее, не сводя глаз с улыбающейся физиономии карлика.

— Карличек, давай снова на чистоту. Теперь я самолично убедилась, что барон псих. Да, я его боюсь. Но ты не собачка, чтобы спать у меня в ногах. Ты — человек, и ты, извини меня, мужчина. Я не хочу спать в одежде, и я не могу раздеться при тебе, сколько бы ты не заверял меня в том, что на самом деле ты — охранная собачка. Что нам с тобой делать?

Карлик продолжал улыбаться, будто я ничего и не сказала. Я выжидающе зыркнула на него — при свете лампы моя мимика не могла остаться незамеченной!

— Сколько тебе лет? — не выдержала я идиотского молчания.

Карличек повел плечами, как последняя… дамочка из веселого дома.

— Достаточно для того, чтобы понять, о чем ты говоришь, Верка, — снизошел карлик до разговора со мной. — И не так мало, чтобы махнуть рукой на приказ барона, считая его опасения беспочвенными. Он будет бродить здесь всю ночь, приготавливая для тебя мастерскую, и что взбредет в больную голову барона, даже ему, — карлик ткнул большим пальцем в потолок, — не известно. Я буду лежать у вас в ногах смирно. Вы даже дыхания моего не услышите.

Я открыла рот, чтобы возразить, но карлик приложил палец к губам, и до моего пьяного мозга дошла причина перехода на "вы" — барон стоял под дверью, и что именно привело его так скоро под мою дверь было тайной даже для карлика.

— Хорошо. Доброй ночи! — сказала я так громко, чтобы барон принял это и на свой счет.

И я действительно услышала легкое поскрипывание половиц. Руки сами справились с платьем, и я едва успела шепнуть, чтобы карлик не гасил лампу. Под платьем у меня оставались джинсы и свитер. Узрев их, карлик отвернулся лицом к двери, и я, избавившись от них, забралась под одеяло в футболке и гольфах.

— Оставь лампу! — снова попросила я. — Мне нужен свет для набросков. Я слишком перенервничала. Мне вина мало, мне нужно расслабиться за работой. Я немного порисую и сама погашу лампу, ладно?

Карлик молча водрузил керосинку на прикроватную тумбочку и залез на кровать, как был, в одежде, только без сапог. Свернулся калачиком и затих. Славный песик. И у такого хозяина! Спал он или просто лежал с закрытыми глазами, понять было сложно, зато я прекрасно различала в тишине шаги Милана. Возможно, барон действительно занят обустройством мастерской, а может забыл, что я теперь мужчина…

Подушка давила на спину, точно голые доски изголовья, но я старалась не обращать на них внимания и рисовала с упорством первокурсницы. Но сколько бы я ни калякала, у меня выходил пан Ондржей, но никак не его сестра. Когда за дверью в очередной раз послышались шаги барона, я откинула одеяло и только шевеление карлика удержало меня от необдуманного шага — выйти к барону и отказаться от выполнения заказа. Отказаться — может быть, и правильное решение, а вот выходить к нему в неглиже опасно — пусть темнота и тишина хоть немного отрегулируют нервы барона до моей следующей встречи с ним. Он сам признался, что плохо выспался, потом перенервничал из-за своего признания, затем разозлился на мой отказ поцеловать его… После этого у бедняги просто завертелась в голове безумная мельница. Однако ему хватило здравого смысла приставить ко мне охрану. Стать жертвой сексуального маньяка — это полбеды, но он ведь еще и убивает… Теперь я уверена в том, что кровожадность барона распространяется далеко за пределы обеденного стола.