Комнату следовало не то, что проветрить, а выдубить. Карличек снял все постельное белье, а меня отправил наверх в купальню, где я обнаружила натопленный камин и ванну, полную горячей воды. Как свершилось такое чудо? Надеюсь, здесь имеются специальные механизмы и рычажки подъема дров и тяжелых ведер с водой — представить себе карлика или старика таскающими тяжести по чердачной лестнице, я не могла. Вернее, не хотела. Тогда бы мне следовало провалиться от стыда сейчас же на этом самом месте!

Расслабиться не получилось и в ванне. Горячая вода произвела на меня тот же эффект, что и ночная ледяная, которую я добыла в тазике из-под корочки льда, — бодрящий. Я оделась во все чистое, закрепила резинкой волосы на манер кички и спустилась на второй этаж. Нос не выдал присутствие здесь моего завтрака, и я решила проверить мастерскую. Мимо шкафа я шла бочком, чувствуя спиной неприятный холодок, от которого мне, наверное, уже не суждено будет избавиться. Под мышкой альбом, за ухом — карандаш, который я нашла под кроватью. Вот она я, при полном параде и готова к работе. Почти. И это "почти" никаким боком не относилось к пустому желудку.

Я продолжала испытывать страх перед моим ночным кошмаром, который из чего-то непонятно-эфемерного превратился в реальную личность, и страх перед мертвой перекрыл за утренние часы весь мой стыд перед живыми.

Теперь я уверовала, что обязана сделать эту куклу для своего собственного спокойствия. Душевного! Иначе эта моя идея сожрет меня изнутри, замучит в кошмарах и, возможно, даже наяву сотворит со мной что-то ужасное, когда рядом не будет заботливого карлика. И пусть одно наваждение перекроет другое. Я хочу, я требую у своей головы, чтобы любовь к марионетке Милана перешла в любовь к марионетке Элишки. Лучше любить мертвую, чем живого монстра.

Ключ в моей руке почти не дрогнул. Я проверила замок — он захлопывался, потому быстро спрятала ключ в карман джинсов. Генератор находился где-то далеко — я слышала его гул, но не чувствовала запаха бензина. К счастью! Сидеть здесь придется безвылазно не один день! Комната большая и оснащена хоть и не по первому классу, но довольно хорошо. У окна большой стол — на нем можно и рисовать, и кроить, там же стопочкой лежат ткани. Дальше стоит ножная швейная машинка, резная, черная с золотым тиснением, фирмы Зингер. Приноровлюсь, ничего страшного.

У другой стены раковина с краном. С краном! Про горячую воду узнаем потом. Внизу ведро, в нем мокнет солидный кусок глины. Другой, в полиэтиленовом пакете, стоит под столом, деревянная рабочая поверхность которого вся исцарапана, что дает мне волю резать и кромсать на нем без зазрения совести. А вот и инструменты скульптора — стеки-лопатки и штихели-резцы. А там в закрытой бадье гипс, отлично… Рядом стопка газет и крафтовой бумаги. Барон точно знает толк в куклах!

Меня снова передернуло, но я не в силах была полностью отключить голову от предыстории спрятанных в шкафу марионеток. Потом я вздрогнула по новой, услышав стук в дверь. Хорошо, карлик сразу заговорил. Дура, дверь-то захлопнулась и открывается теперь только изнутри — неожиданного появления барона можно не опасаться.

Я вышла и попросила карлика подтолкнуть кресло к двери, чтобы не пришлось лезть за ключом. Теперь, удовлетворенная, я могла спуститься к завтраку, но завтрак мне принесли, оказывается, прямо сюда. Я поблагодарила и села во второе кресло. Шкаф с куклами оказался перед моим лицом. Хорошо, не за спиной. Во время работы дверь стоит закрыть, а то я постоянно буду оглядываться, точно девочки могут заглянуть на огонек узнать, кто будет их новой подружкой.

Быстро справившись с овсянкой и чаем со вчерашним сливовым коржиком, я решила расправиться заодно и со своим страхом. Распахнула створки шкафа и уставилась на неподвижных кукол. Они мертвые, их может оживить только рука кукловода. Марионетки не ходят сами. Никогда.

Я вытащила на свет Жизель, осторожно расправив нити. Вага классическая, с одним рычажком. Другой и не нужен — рот у марионетки не открывается. Барон не специалист по скрытым в голове механизмам, он просто ребенок, возящийся с газетами и клейстером. Он просто ребенок, нездоровый на голову. Его слишком часто запирали в кладовке с ножницами и бусинками, вот он и увлекся шитьем нарядов для кукол. Может, у него был не только брат, но и сестра?

К черту семью баронов! К черту самого барона! Я выполняю заказ, который не имеет с заказчиком ничего общего, ничего…

Я тронула прическу Жизель и отдернула руку — волосы настоящие. К горлу подкатила овсянка, но свободного тазика рядом не было, и пришлось проглотить ее обратно. Все, все… Надо успокоиться. Кроме волос, ничего настоящего в кукле быть не может.

И все равно я с непонятным трепетом подняла ее пышную юбку — тело не из поролона, и здорово, что так, иначе бы тот уже давно превратился в труху. Чехол тела набит гречкой — кило, а то и все два — и лоскутками. Марионетка потому такая тяжелая. Но она и не обязана быть легкой: кукла не предназначена для театра, так что о руках кукловода художнику заботиться не приходится. Но зачем тогда нити и вага? Барон, видимо, играет с ними, как с живыми девушками. Они скрашивают его одиночество. Весь этот цветастый гарем. Воспоминания очень бурной молодости…

Я затрясла головой, и марионетка затряслась вместе со мной.

— Прости, Жизель, — сказала я отчего-то по-чешски и поспешила вернуть куклу на законное место.

Все — закрыть шкаф и больше не открывать. Ни за что и никогда! Я узнала все, что мне следовало знать про манеру работы барона. Я сошью такой же тюфяк и набью крупой. Одного я знать точно не хочу — откуда барон возьмет волосы? Рука непроизвольно потянулась к макушке. Нет, их я ему не отдам! И не продам! Но факт остается фактом, он может их попросить — другой причины в расчесывании моих волос и заботе о них я теперь не видела.

В мастерской оказалось достаточно дневного света, идущего от окон, и я не включила ни одной лампы. Хотела снять кольцо, чтобы не запачкать, но передумала — здесь слишком легко его потерять. Впрочем, я привыкла к кольцу за эти несколько дней. Срослась с ним, как с родным.

Пора действовать. Время не ждет. Барон потерял сон… Тьфу ты… Я повязала себе фартук, придвинула к рабочему столу табуретку и поставила перед собой кусок глины. Милан прав — рисовать пустое, я теперь точно знаю, как выглядит Элишка, и сумею сделать из этой скользкой болотного цвета массы шедевр, от которого запищала бы половина академии! Я сделаю это, сделаю, сделаю!

Я произносила эти слова вслух, как заклинание, или песню бурлаков на Волге! Работалось легко. Глина отлично вымокла, и хватало одного нажатия, чтобы оформить нос, подбородок, уши, шею… Короткую, длину я придам ей уже в папье- маше. Глаза я оставила впадинами, как у призрака, только не такими глубокими — чтобы было, что потом расписывать. Барон вряд ли согласится вставить в глаза лампочки. Это она, она, она…

Я сбрызнула глиняную голову Элишки водой и закутала в полиэтилен. Как только барон даст добро, я разрежу ее жестяными пластинами и залью гипсовой массой. А пока раскрою тело. Это быстро — пять овалов. А теперь самое сложное: во-первых, не оборачиваться на глиняную модель, а, во-вторых, совладать с машинкой. В таких случаях помогает только полный запас матерных выражений, но мне криворукой и они не помогли! Я уже чуть ли не волком выла, распарывая очередной петляющий шов. А потом просто в слезах и нецензурных выражениях швырнула ткань на стол.