– Прямо сейчас?

– Да. – Он помолчал. – Если вы не против.

Все мысли о бурбоне и отдыхе мгновенно вылетели у меня из головы. Я выпрямился.

– А что произошло?

– Мне нужна ваша помощь.

Даже днем морги кажутся странным местом. Ночью они меняются еще сильнее. И не потому, что от прочих помещений они отличаются весьма заметно. Здесь мало окон: в силу очевидных причин в моргах полагаются больше на искусственное освещение. Ну, и – подобно больницам – работа в них не прекращается круглые сутки.

Но все равно каждый раз я ощущаю какие-то изменения.

Даже в самый что ни на есть час пик в морге тихо, а ночью становится и того тише. Безмолвие, которое воцаряется здесь, особенное, почти весомое. Присутствие покойников, основных обитателей этого дома, лежащих на металлических столах или в темных холодильных камерах, чувствуется острее. Наверное, виной этому первобытный страх ночи, помноженный на близость смерти, сохранившийся в нас на подсознательном уровне.

А может, это эффект биологических часов, тикающих в каждом из наших организмов, который в ночное время возмущается нарушением естественного распорядка жизни.

Подошвы моих туфель скрипели по кафельному полу. Ночной дежурный сообщил мне, в какой смотровой работает Мирз.

– Нужно ли вам…

Мирз просто мастер заводить друзей, подумал я. Я не был обязан тафономисту ровным счетом ничем, да и прошедший день выдался не из легких. Однако мне приходилось уже встречаться с примерами того, как личные амбиции наносили ущерб процессу расследования, и я знал, какими разрушительными могут быть последствия. Пусть мы с Мирзом не нравились друг другу, дело не должно было страдать от этого.

И еще, мне хотелось посмотреть на останки замурованных жертв.

Я нашел Мирза в маленькой смотровой. Первое, что меня поразило: он был в комбинезоне и резиновых сапогах, а не в лабораторном халате, как я. Мирз так и не объяснил по телефону, зачем ему нужна моя помощь, но с ранними стадиями обследования тел, которые проводятся в комбинезоне, он должен был покончить уже давно.

Мирз склонился над выложенным на смотровом столе скелетом, который собрал из очищенных костей. Когда я вошел, он старательно поправлял одну из них. При моем появлении Мирз выпрямился, и его вид меня буквально потряс. Обыкновенно бледное лицо побелело еще сильнее, от чего веснушки на лице и рыжие волосы сделались заметнее. Небритый, с темными кругами под глазами, Мирз производил впечатление человека, который не спал несколько ночей.

– А, вы уже здесь! – воскликнул он с облегчением.

– Вы знали, когда приглашать.

Улицы в вечерние часы пустеют, так что добрался я без помех. Я подошел к скелету, над которым он трудился. По относительно небольшим размерам его я знал, кому он принадлежал.

– Это женский? – спросил я, натягивая резиновые перчатки.

– Да. Я как раз заканчиваю с ним.

Я считал, что над этим скелетом уже не нужно работать. Мирз проделал с ним то, что и я с Кристиной Горски. Расчленил тело, очистил кости от мягких тканей и снова собрал их для обследования. В нашей профессии это одна из важнейших процедур, навыки которой буквально впитываются в кровь. Я настолько свыкся с ней, что, наверное, мог бы проделать ее с закрытыми глазами.

Хотя, признаюсь, до сих пор нахожу возможность совершенствоваться.

Эту работу Мирз практически завершил. Кости неизвестной женщины были безукоризненно чисты и выложены в идеальном порядке. Каждое находилось, насколько я мог судить, на нужном расстоянии от соседних – с точностью до миллиметра. Сборка такого качества украсила бы страницы учебника… да что там, подобной безупречной симметрии нет, наверное, даже у скелета живого человека.

– Чисто выполнено, – заметил я.

Лично мне такая педантичная дотошность представлялась избыточной, но говорить этого вслух я не стал. Гораздо больше меня интересовали темные пятна, которые я увидел на костях. Самое маленькое размером не превышало сантиметра, а самое большое – на лобковой кости – было примерно с куриное яйцо. От светло-кремовой поверхности кости они отличались желтовато-коричневым оттенком, словно кто-то пролил слабый кофе на промокашку.

На левых локтевой и лучевой костях, как и на нескольких ребрах, я разглядел и тонкие трещины. Уорд говорила о трещинах, но эти отличались от тех, которые возникают в результате физического воздействия, например удара. Они не «разбегались» радиально от точки удара или места перелома кости. Скорее такие параллельные трещинки появляются в месте изгиба или разреза. И кости черепа остались неповрежденными. Если жертву и избивали, то лица ее мучители не тронули.

Я взял со стола правую пястную кость. Грязно-желтое пятно на ее поверхности выделялось достаточно четко.

– Это и есть ожоги? И много их у нее?

– Тринадцать. На руках, ногах. На черепе. – Мирз возвращался к своему обычному состоянию. Не знаю, что больше восстанавливало его равновесие – похвала или профессиональный разговор. – Все места, где кости находятся неглубоко под кожей. Я нашел следы ожогов на отслоившемся эпидермисе в местах, где кости расположены глубоко: в паху и на мышцах ног. Похоже, их наносили хаотично.

– Это точно результат ожогов? – Судя по виду, дело именно так и обстояло, но окончательно убедиться в этом можно было, только изучив срез под микроскопом. Я видел следы проб – значит, Мирз сделал и это.

– Я обнаружил микротрещины. И надкостница повреждена. С учетом потемнения поверхности я не вижу иных вариантов.

– Вы до сих пор считаете, что это проделано с помощью паяльника?

– Или чем-то похожим, я уверен. – Он говорил о хорошо знакомых вещах, поэтому уверенность вернулась к нему. – Сначала я подумал о горящей сигарете. Но она недостаточно горяча для подобных повреждений. Для того чтобы жар достиг кости, ее пришлось бы удерживать на месте некоторое время, а это привело бы к более заметным повреждениям кожи. Ее прожгло бы насквозь, тогда как здесь налицо лишь локальное обугливание эпидермиса и нижних слоев кожи над костью.

Что-то тут не сходилось. Я не мог представить температурного воздействия, способного повредить кость, не нанося при этом серьезного ущерба наружным тканям.

– Насколько локальное?

– Примерно того же размера, что и ожоги на костях. – Снисходительная улыбка вновь играла на его губах. – Именно поэтому я считаю, что использовалось нечто, способное создавать высокую температуру на очень ограниченной поверхности. Например, паяльник.

Меня это пока не убеждало, но, в конце концов, это была экспертиза Мирза, а не моя. Я положил кость на место.

– А у второй жертвы все так же?

Мирз протянул руку и подвинул положенную мной кость на пару миллиметров. Он ответил не сразу, и, посмотрев на него, я увидел, что щеки его пылают.