— Хочешь посмотреть мою комнату? — и, ковыляя, побежала прочь, не дожидаясь ответа, поскольку он, по всей видимости, был очевиден, по крайней мере для шестилеток. Поппи побежала следом, уже хохоча. Это была любовь с первого взгляда.

Рози и Пенн познакомились с двумя Мелиссами, двумя Дженни, одной Сюзи и одной Сюзан, Мэри, Энни и Марианной, Кики и Мими. Познакомились с Дугом, Эриком, Джейсоном, Алексом, Бейлором, Эйденом, Айзеком, Гордоном, Джошем и Кэлом. Имена влетали в ухо Пенну и вылетали из уха Рози. Их было слишком много, чтобы задержаться в голове. «Приятно познакомиться», — говорили они снова и снова. И «пятеро» — отвечали весь вечер, и еще «Мэдисон, Висконсин», и «да, нам пока здесь все нравится». И указывали: «Вон тот соседний дом с башенкой». Рози отвечала: «в местную школу», что было встречено с восторгом, и «для работы», что было отчасти правдой, и «врач, семейная практика, на самой вершине горы». Пенн отвечал: «начинающий писатель», и «нет, наверное, вы не читали ничего из того, что я написал». Вместе отвечали: «Четырнадцать, тринадцать, одиннадцать, одиннадцать и шесть» и «Четверо мальчиков и девочка».

За двумя пластиковыми стаканчиками очень хорошей сангрии одна из Мелисс сказала Рози:

— Вы, должно быть, так рады, что у вас наконец появилась дочь.

Она прихлебывала напиток и покачивалась на месте, чтобы ее собственная одетая в розовое малышка продолжала спать в слинге на груди.

Рози сделала глоток и кивнула:

— Мы были в восторге. Просто в восторге.

И это тоже было в основном правдой.

Старшие дети остались на вечеринке допоздна, но Рози и Пенн распрощались пораньше, чтобы забрать младших и уложить спать.

— А сказки? — с надеждой спросила Поппи.

— Завтра, — пообещал Пенн. — Сегодня очень-очень поздно.

— Тебе было весело? — Рози подоткнула простыни на всех углах постели. Для одеяла было слишком жарко.

— Очень! — ответила Поппи, и родители внимательно уставились на младшую, настолько пламенным был ответ. — Здесь никто не знает. Они говорят «она», «ей», и знаете, будто даже не притворяются, да?

— Не притворяются, — согласился Пенн.

— И я будто тоже даже не притворяюсь. — Глаза Поппи закрывались, сонно-счастливые.

— Ну, здесь никто не знает, кто мы на самом деле, — заметила Рози.

— Нет, совсем наоборот. — Дочь счастливо помотала головой. — Они типа точно знают.

Минуту спустя Поппи уснула бы, если бы не тук-тук-тук за шторами. Она отдернула их и увидела Агги, которая высунулась из собственного окна, чтобы потыкать в соседское окно линейкой, примотанной изолентой к «вершине» зонтика. Гора была настолько крута, что окно Агги на втором этаже располагалось выше крыши большей части дома Поппи, но благодаря башенке спальни оказались в считаных сантиметрах друг от друга.

— Привет, — заулыбалась Агги.

— Привет, — Поппи протерла глаза: может, просто прогоняла сон, а может, потому что не могла поверить в такую волшебную удачу.

— Я так рада, что ты переехала! Мы сможем быть принцессами-соперницами в соседних замках. — Агги давно ждала, пока кто-нибудь достаточно царственный заселится в дом по соседству. Предыдущие жильцы были пожилой парой и устроили в башенке кладовку. — Сможем подниматься и спускаться по волосам друг друга.

— Сможем обмениваться записками и письмами, — благоговейно прошептала Поппи, — и заклинаниями.

— Или кексиками, — добавила Агги. — Типа ты заслужила десерт, а я нет.

— И сможем меняться книжками, и куклами, и крутыми камешками, которые найдем, и картинками, которые будем рисовать по очереди.

— Мы сможем рассказывать секретики, — продолжила Агги. — Сможем рассказывать друг другу то, что не можем рассказать больше никому на свете. Здесь, наверху, об этом никто не узнает.

Поппи вернулась в постель, вся звеня от счастья, в экстазе от нетерпения. И подумала: как долго придется ждать, пока у нее появится какой-нибудь секрет, который можно рассказать.

Замечание мистера Тонго било не в бровь, а… в нос:

— Я считаю, посторонними здесь и пахнуть не должно.

Рози было жаль бросать коллег в неотложке. Жаль бросать наставников и ординаторов, медсестер и уборщиц, то место, которое сделало ее врачом, ее дом в течение многих лет. Но именно с мистером Тонго, с его своеобразной мудростью и эксцентричными утешениями, было распрощаться труднее всего. Потом, на прощальной вечеринке, он напомнил, что был не ее официальным психотерапевтом или социальным работником, но настоящим другом, а это означало, что он сможет оказаться в Сиэтле, как только у нее возникнет нужда.

— Телепортация? — От мистера Тонго Рози ожидала чего угодно.

— Телефон, — подмигнул мужчина. — Эта технология появилась только в девятнадцатом веке, но она эффективнее, потому что настоящая.

Три недели спустя, еще даже не полностью распаковавшись, она позвонила. Жизнь казалась разваленной — картонная коробка, которую разломали, расплющили в простой квадрат, а потом сложили заново в нечто неузнаваемое. Рози нужен был глас здравого рассудка, пусть сколь угодно безрассудный. И именно это он и сказал: «Посторонними здесь и пахнуть не должно».

— Пахнуть?..

— Ну, это дело явно никого постороннего не касается, верно? Не думайте о Поппи как о Клоде под личиной. Думайте о Поппи как о девочке с пенисом, девочке с необычной медицинской историей. Вы обычно обсуждаете с другими мамами на детской площадке, что в штанах у детей?

— Обычно — нет.

— И вам кажется, что это никого не касается, верно? Такова ваша точка зрения. Что рассказывать об этом — странно и неловко.

— Верно, но…

— Так что я тут принюхиваюсь и не ощущаю ни малейшего запаха «того, чем нужно делиться с другими». — Мистер Тонго на другом конце линии шумно принюхался, демонстрируя, что напал на след. — Мы обсуждаем с друзьями многие интимные вещи, но наши гениталии и гениталии наших детей — частное дело. Многие из моих пациентов и клиентов — дети, так же как их родители, люди, имеющие дело с целым спектром сложностей, не только с этой, — считают, что им не надо объясняться каждый раз, знакомясь с новым человеком. Они не хотят взваливать на себя ответственность за просвещение каждого встречного-поперечного. Они считают, что содержимое их штанов никого не касается.

— Догадываюсь, что так, но…

— У вас есть масса возможностей, которых никогда не было в Висконсине. Вы можете всю зиму не чистить от снега дорожку. Можете выпить чашку кофе и прослезиться от счастья. Если прольете эти слезы на улице в феврале, они не примерзнут к щекам. Как здорово! И Поппи не обязана быть Поппи, Которая Раньше Была Клодом. Она может быть Просто Поппи.

— Но людям нужно знать.