class="p1">— Убей!!! — разочарованно взвыл юный садист из ложи.

Не обращая внимания, Тенмар развернулся и первым направился за кулисы.

— За мной, — не оборачиваясь, на ходу прошипел застывшему на месте Роджеру.

— Что случилось? — Эверрат кипит как котел. Еле дотерпел с вопросами до «гримерки».

А Керли, как всегда, изображает мрачную статую местного бога Смерти Аридона.

Роджер устало опустился на первую попавшуюся скамью. Ноги совсем не держат.

Ничего, бывало и хуже. Хоть никого убивать не надо. Или смотреть, как убивают…

— Пока неизвестно, — мрачнее Керли усмехнулся Тенмар. — То ли толпа вконец озверела, то ли — что похуже. В следующий раз будьте осторожнее и деритесь как боги…

Ага. Аридоны! Впрочем, к Роджеру это не относится. Он и как нормальный человеческий боец драться не способен.

Зато переминающиеся с ноги на ногу бьёрнландцы дружно навострили ушки на макушке.

— … чтобы победитель был неясен.

И это тоже — не о Ревинтере.

Подполковник застыл у приоткрытых кулис. Роджер, не решаясь заговорить, остался на месте. Больше всего хочется, как всегда — оказаться подальше. К примеру — дома. За хорошей книгой…

Мечтай! Для такого надо было от них и не отрываться.

Оказаться подальше. Не попадать сюда. Не возвращаться домой. Просто — не быть. Совсем. Нигде. Никогда…

— Кто вас учил фехтовать?

Ревинтер встряхнул головой, вздрагивая. Ненавидел эту привычку, но ничего не мог поделать. От манеры обнимать себя за плечи — и то отучился с трудом.

И он что, едва не заснул? Похоже — раз Тенмар уже успел убедиться, что следующая пара справляется неплохо, вернулся и сел на ту же скамью.

Вот что значит — бессонные ночи!

— Вы это… у меня?

— Нет, — раздраженно повел плечами Тенмар. — Я это спросил у Рауля Керли. Который — если вы не заметили — уже вышел.

Действительно. В гримерке больше некого нет. Может, уже и бьёрнландцы успели подраться и убраться подальше?

— Так — кто?

Роджер медленно и устало поднял глаза на врага-защитника. Долго этот взгляд не выдержать, но хоть сколько-то…

— Учитель фехтования в поместье отца.

— Салонный учитель? — бровь Тенмара насмешливо поползла вверх.

— Не наемник же.

— Уж лучше бы наемник.

— Меня не готовили к военной службе. Я собирался поступать в Академию.

А это зачем сказал?

Тенмар не спросил, почему Роджер никуда не поступил, — и то хорошо. Не объяснять же, что отец был категорически против. Потому как хотел видеть младшего сына военным или политиком. И лучше — второе. «Что за дело для дворянина — возиться с чужими болячками?» Отец хотел, отец настаивал, а у самого младшего из сыновей никогда не было своей воли.

— И сколько же вас обучал… этот ваш мастер клинка?

— Не помню. Месяца три…

Да, перед восстанием. А потом Роджер не мог коснуться ни шпаги, ни рапиры. До того, как добровольно вернулся в армию. И угодил к Всеславу!

— Николс, вы же не будете утверждать, что впервые взяли в руки клинок в девятнадцать лет?

Догадался. Роджер ничего слишком благородному врагу не сказал. Но тот и сам прекрасно понял, на какие три месяца пришлись тренировки.

Ну давай, скажи, что Роджер Ревинтер — мерзавец! Скажи еще раз, Тенмар! Скажи, пока этот Ревинтер тебя снова не возненавидел!

Молчишь? Молчишь, благородный враг?

А ненависть к тебе уже всё равно не вернется. Потому что… ее вообще-то и не было. Два года назад ты мешал Роджеру Ревинтеру стать кем-то. А потом превратился в вечный укор совести.

— До этого — с братьями. Иногда.

Да, с братьями. Взрослыми. Всегда вышибающими у «слабака» шпагу — на первом или втором выпаде.

— Я надеялся избежать дуэлей. К тому же, я — хороший стрелок…

Проклятье! Роджер имел в виду, что никогда не был слишком вынослив. Потому и выбрал огнестрельное оружие.

Он просто с каких-то змей начал рассказывать о себе — врагу. И вовсе не собирался напоминать…

Негодяй и сын негодяя осекся, отвернувшись.

— На арене стрельба вам не поможет! — жестко отрезал Тенмар. Ревинтер не видел глаз подполковника. И боялся того, что может в них узреть. Только не снисхождение — нет, это невыносимо! Лучше уж ненависть! — Почему вы забросили тренировки в казарме, Николс?

Потому что это — не тренировки, а издевательство. По-настоящему Роджера тренировал только Серж. Но он умеет много по сравнению с учеником и мало — рядом со всеми остальными. А вышеупомянутые «остальные» — все, кроме Кристиана! — только выбивают оружие и гоняют по зале.

Спасибо, Роджер уже так «натренировался» — в детстве с братьями. А самые унизительные спарринги получаются с Эверратом!

— Ну что ж, — вздохнул Тенмар. — Похоже, мне придется вас еще и учить.

— Не стоит. Вас не поймут ваши же подчиненные.

— Поймут. И не забывайте, вы — тоже мой подчиненный. С завтрашнего дня — никаких прогулов. Я ясно выразился?

— Да. Только… зачем? Вы же меня ненавидите.

— Любить мне вас точно не за что. Не за что даже уважать. Но вы — офицер, за которого я отвечаю. Окажетесь в Эвитане — можете катиться на все четыре стороны. А сейчас — нет. Вы меня поняли?

Под восторженные вопли толпы за кулисы вывалились мокрые и радостные бьёрнландцы. Сказать не успели ничего — с другой стороны в дверном проеме объявился центурион. Тот самый.

— Вам лучше здесь не задерживаться, полковник, — до предела понизил он голос. — Я бы предупредил вас раньше, но узнал только сейчас. Один из мидантийцев сегодня погиб. Толпа потребовала его смерти.

3

Месяц в родном поместье — не так уж плохо. Единственное, что действительно пугает: вдруг кузина Соланж всё еще не забыла кузена Констанса?

Милая Соланж — такая наивная и восторженная… и такая провинциальная! Кто спорит — она станет прекрасной женой и матерью. Но женитьба не входит в планы Констанса Лерона на ближайшие десять лет. А к тому времени Соланж давно выйдет замуж… или превратится в безнадежную старую деву. И растеряет даже то очарование, что есть в ней сейчас.

Конечно, она — миловидна, свежа, прелестна. И просто чудо — в сравнении с ее чудовищно жеманными кузинами. Но рядом с Соланж Констанс сойдет с ума за несколько недель. Воистину, домашнее воспитание делает из самых лучших девушек смертельно скучных кукол. Ни огня, ни загадки.

Но не жениться же на куртизанках! Если, конечно, не жаждешь обзавестись главным украшением лосей и оленей. И всю жизнь сомневаться в отцовстве.

Вот и получишь в итоге — добродетельную до зубовного скрежета супругу в поместье и вольных красоток в Лютене. В те редкие месяцы,