озираясь, метнулась за штору, забилась в угол, снова встала на цыпочки, чтобы носки не торчали из-под шторы. Затаила дыхание. Глупо буду выглядеть, когда суровый агент бюро отдернет штору. Интересно, рассмеется или останется суровым и непроницаемым?

За проемом кто-то возник, переступил порог. Свет эти люди не включали, пользовались фонариками – ума не приложу, почему. Я должна была выдержать это испытание. Они не искали черную кошку в темной комнате, они вообще были уверены, что в доме никого нет. А беглый осмотр положен по инструкции.

Я максимально сплющилась и зажмурилась. Луч света блуждал по пространству. Увиденное полностью их удовлетворило. Агент выключил фонарик, отступил в коридор, по которому плясали пятна света. Я уже не могла стоять на своих цыпочках. Это балерины могут, а простые бабы – нет. Пятка съехала со стены, ступня нашла опору, но половица предательски скрипнула…

Лавина пота хлынула со лба. Я проклинала себя последними словами. Не могла потерпеть несколько секунд, идиотка! Агент вернулся на исходную, снова переступил порог. Проблем со слухом у него не было. Струйка пота побежала по спине, казалось, она стекает под ноги. Фонарь он включить не успел, сделал шаг – и наступил на кошачий хвост! Последовал душераздирающий визг! Бедное животное куда-то метнулось, ударилось в стену, с воплем унеслось в коридор. Мужчина лаконично выругался – он едва устоял на ногах. Вопрос прояснился. Немного помявшись, агент ушел за порог и прикрыл за собой дверь.

Я не верила своему тихому счастью. Продолжала активно потеть, но уже шевелилась, высунулась из-за шторы. Этот парень все же нашел свою кошку в темной комнате… Спасибо, дружище, выручил.

Я подбежала к двери, стала слушать. В коридоре глухо переговаривались. Их было трое, не больше. Маловато для проведения обыска. Видимо, их отправили осмотреть дом и ждать утра, когда прибудет следственная группа. Хотела бы я знать, где они собираются ждать утра… Ситуация складывалась пикантная. Если расположатся в доме, мне уже не выбраться.

Голоса стали отдаляться, все трое вышли из коридора. Я рискнула – приоткрыла дверь, чтобы лучше слышать. Мужчины поднимались на второй этаж, кто-то приглушенно засмеялся. Я ждала. Скрипели половицы над головой – они уже были наверху. Все трое? Я очень на это надеялась!

Выскользнула наружу, прикрыла дверь и подалась в сторону кухонной зоны. Кот воздержался от очередной диверсии. Все, кто пришел, находились наверху. Сколько там комнат? Мало. Сейчас пойдут обратно. Уже, наверное, шли…

Я шмыгнула в знакомую гостиную, благо дверь оставалась приоткрытой. Здесь я уже ориентировалась, подбежала к окну, стала тянуть раму. Она поскрипывала, но негромко. Люди спускались со второго этажа, за проемом блуждали огоньки фонарей.

Ну, спасибо этому дому, пойдем к другому… Я перевалилась на улицу, стараясь повыше задирать ноги, утвердилась на отмостке, закрыла за собой фрамугу. Побежала вдоль стены, свернула за угол, успешно перепрыгнула через можжевельник. Дальше было дело техники: я заскользила по ничейной земле, преодолела кустарник, перешла на гусиный шаг.

А потом пришлось сделать вынужденную остановку. У дома стояла машина с выключенным двигателем и погашенными фарами – по очертаниям, «Кадиллак Эльдорадо» середины 1970-х годов с низко посаженной кабиной и небольшим дорожным просветом.

Я чуть не взорвалась – издеваетесь?! В машине сидел водитель – мерцал огонек сигареты. Пройди я мимо, не осталась бы без внимания. А сзади был тупик. Снова в дом к Девенпорту?

Я сидела на корточках, прикрытая низким кустарником, затем пересела на бордюр, вывернув спину – что тоже было неудобно. Так мы и тянули время: он в машине со всеми удобствами, я – на бордюре. Или на поребрике, если угодно.

Прошло минут пять. Трое вышли на крыльцо. Похоже, все штатно, скрипнуло колесико бензиновой зажигалки. Я сползла еще ниже, практически легла. Чинно протекала беседа, различались лишь отдельные слова. Скрипнула дверца «Эльдорадо», водитель выбрался наружу и по центральной дорожке отправился поболтать с коллегами. Поднялся на крыльцо.

Проигнорировать такой факт я не могла! Поползла на четвереньках, преодолела опасные четыре метра, свернула за угол. Дальше пошла, как все нормальные люди – правда, очень быстро. Улица была пустынной, свет не горел. Я миновала несколько участков, перебралась на середину проезжей части, где тянулась аллея, стояли лавочки, росли деревья. Шла дальше, оглядываясь. Что-то неуловимо было не так. Дура, бахилы сними! Задыхаясь от гонки и смеха, я села на скамейку, стянула полиэтиленовые мешочки, выбросила за дерево. Откинула голову, стала жадно вдыхать ночную свежесть…

На окраине городка я подловила ночного таксиста. Он привез подвыпившую пару, терпеливо ждал, когда пассажиры выгрузятся.

– О, Иисусе, мэм, вы как джинн из бутылки… – выдохнул водитель, когда я, не говоря ни слова, плюхнулась на заднее сиденье. – Испугали прямо…

– Не бойтесь, сэр, я не кусаюсь, – откликнулась я. – Муж пришел поздно и здорово пьяный… Господи, как мне это надоело, ведь предупреждала же мама… Представляете, он на меня драться кинулся, а я его в шею укусила и из дома сбежала…

– А говорите, что не кусаетесь, – водитель поежился. – Может быть, стоит позвонить в полицию, мэм?

– Может, и так, – допустила я. – Но не сейчас – утром. И не в полицию, а моему брату – он работает адвокатом в Ричмонде, он быстро поставит этого ублюдка на место. Я сделаю так, что он даже сарая не получит при разводе! До развилки на Бонвилль, пожалуйста. Там живет моя мама. Не волнуйтесь, деньги я взяла. И хочу предупредить, сэр – лучше здесь не стоять. Муж гонялся за мной по саду с бейсбольной битой. Если он прибежит сюда, вашей машине может не поздоровиться…

Участливый таксист высадил меня у развилки на окраине совершенно мне не интересного населенного пункта. Я перешла дорогу, пробежала по мостику и через десять минут вошла в милый сердцу Плезанс-Крик. Отсутствие длилось больше двух часов. Но я еще могла выспаться. Двигалась короткими перебежками, памятуя о сидящих в засаде агентах АНБ, прокралась к задней калитке. На участок входила как вор, поднялась на заднее крыльцо, осторожно открыла дверь ключом. О, дом, милый дом…

Порой я ловила себя на мысли, что становлюсь настоящей американкой. Я бродила по комнатам, выявляя спящих в засаде коллег Кэмпбелла. Ни одного не нашла. На коврике под дверью сладко посапывал Чакки. Тоже мне, защитник и охранник. Ладно, каюсь, я подсыпала ему в корм немного собачьего снотворного…

Я чувствовала себя картофельным мешком, зажеванным в конвейере. Ноги дрожали, лютеранский пастор в голове читал назидательную проповедь. Раздеться удалось лишь частично, я рухнула в кровать и мгновенно уснула…

Наутро я распахнула