У столика в заулке (пришла туда тень) почитал. В 7 час. с Толей отправились на озеро. Доезжали и в наш заливчик, но ничего не поймали. Одна щука клюнула в малом заливе Черкасовых «на дорожку», да и та сорвалась у самой лодки.

Вернулись в 10-м часу. Тишина; молчание на озере полное. Садилось солнышко, а высоко в голубом небе, на юге, белела краюшка месяца. У берега осмотрели сеть: попался налимчик, плотичка и щуренок.

21 мая.

Четверг. В 5 утра выходил, подышал. Потом смутно сквозь сон слышал приезд и чаепитие Левы. В 9 — день начался как в детстве: заглянула Маша: «Не спите — глядите?» Дала письмо от Жая, очки, молока попить, папироску, спички. После завтрака (день солнечный, но ветряно) пошел проверить ландышник за Васильевыми: еще не цветет, верно ждет Духова дня или Троицы… На березовой лужайке лег: набежали рядами чешуйки высоких облаков, солнышко закрыли, стали комарики покусывать, потом отстали… Когда приходишь в Природу и затаишься — все потревоженное твоим приходом и запахом постепенно о тебе забывает (даже комары теряют путь к тебе, раз ты не тревожишь движением своим и запахом воздух) и начинает заниматься своим делом. Пеночка села в двух шагах от меня на ветку, посидела… оглядела — «не поняла меня» и «на всякий случай» все-таки отлетела. Уплыли облака, опять засияло все в солнце; каждый молодой листик березок, еще клейкий, заблестел как зеленое зеркальце… сладко в тени задремалось на несколько минут. На обратном пути ветерок разносит по солнечному лесу запах повсюду цветущей черемухи. Нарвал ее немного для Нат. Ал., вернее, как-то через Гошу — Лютику!

Зацвела купальница на лужайках. Дома с 1 до 3 час. не без интереса поработал над Пятой Чайковского (проглядел 3 ч.). Написал записочку к Жаю. Пришел Лева. Все вместе обедали. Катай хотел утащить из кухни бутылку, потом взялся за мою туфлю. Симпатяга страшная! После обеда прилег; свистит за окном усилившийся ветер. Что-то неладная у меня сегодня голова: видно, вчера пересидел на озере в слепящем солнце. Ничего не поделаешь: «все в свой час», к тому же очень жарко, да и от очков как-то устаю… Полежав, записал день до сих пор (5.30 дня). Потом взял ведро, по пути у Нат. Ал. лейку и тихонько пошел к домику поливать клумбы. По дороге обнаружил зацветшее растеньице: вороний глаз. Стал поливать; совсем стал немощный: вытащу ведро из колодца — сердцебиение. Отдыхал, помаленьку все полил.

В лесу, за дорогой, свистит иволга; за последние сутки большие осины полностью выпустили молодые листочки и уже слабо лепечут в ветре. Яблоня разворачивает цветочки — вот-вот зацветет.

Посидел у столика, все размышлял об июне: много «за», чтоб не ехать в Тверскую… (Л. — готовка, ремонт, будущий Карлсбад и т.д.). Думал и о Мише [видимо, Смелкове], не послать ли ему денег, чтоб приехал, — хоть еще раз повидаться всем на этом свете… И чтоб пожил здесь…

Дома, около 8-ми посидел на амбаре, пара скворушек на нем; пришли с поля коровы; Маша ходит, окруженная живностью. Приехал Иван с Толей со станции, заулком проехали в сарай — за сеном. В 9 час. с Толей выехали на часок на озеро, привезли щуку (1 кг 800 г). За ужином с Машей вспоминали тверские места. Комаров стало довольно много, лезут в дом, невзирая на неулегшийся ветер. Долго не мог заснуть: гудит ветер, серебряный полумесяц светит прямо на постель, как-то тревожно…

22 мая.

Пятница. Встал довольно поздно. Скулит немного сердце, отдает в руку. После завтрака (10.30) покурил на амбаре, угостил Катая булочкой, пришли с ним вместе в комнаты. Он лег, спит около меня, я записал вчерашний вечер и до сих пор.

День сегодня опять солнечный, сияющий, но свежий: легкий ветер дует с севера. С 11 до 1.30 занимался финалом Пятой Чайковского и «Мефисто-вальсом» Листа. Сначала было очень трудно, весь организм точно восстает против «эмоций», потом постепенно вошел в атмосферу — и наладилось. Катай лежал около и во сне чмокал — видно, сосал матку… Маша рядом копошится у печки.

1.30 — пошел к домику. Сиротинин на огороде сажает горох, посидели с ним на скамейке. Он многословно рассказывал про «болезнь» своей подсадной утки, о своей охоте весной на селезней. Девчушка их ездит вокруг на велосипедике, а Атька то и дело выглядывает из окна и рычит на меня.

С Г. В. [Гошей Васильевым] вместе пошли к домику, оглядели все (яблоня еще не расцвела) и прошли на «верхнюю» дорожку — я ему показал примулы. Заглянул к Наталье. Пришел домой к 3.30. Очень жарко и маятно, да и сердце все ноет — ничего не охота. Немного почитал после обеда и все-таки решил пойти на озеро — не терять воздуха и простора. Проехал «с дорожкой» за наш залив до вязов, спускался к которому с высокой луговинки; в тени высокого берега полежал в лодке; полный штиль, чуть переливается солнечная гладь озера. С берегов струится медовый запах цветущих черемух; многочисленные купы ее светлеют среди яркой зелени лесов.

Как всегда, где-то разговаривают гагары. К острову протянул кроншнеп. Птичье щебетание в лесу…

Приехал домой к 10-ти вечера. Хозяева в бане. Вечером значительно стало прохладнее. Заснул крепко и скоро, заставившись одеялом от лучей серебристого полулуния… <…>

23 мая.

Суббота. (Уже!..) Проснулся бодрый от сладкого сна в 6 час. утра. Сон про Пономарева и мою ссору с ним из-за Бори Шальмана. Как всегда, прошел к конюшне. (Токует бекас «те-ке, те-ке».) Катайка встретил приветами, увязался в комнаты; покормил его, с трудом выставил; появился с «мявами» с чердака Фунтик, я поскорей захлопнул дверь, а то всех перебудишь! Наплывают тучки. Опять лег спать. Проснулся в 9 час. с худой головой; подремал еще до 10-ти. Потом долго копошился: брился, мылся и т.д.

День солнечный, жаркий, но с очень сильным юго-восточным ветром. Толенька пошел сдавать арифметику, Маша к Наталье, а я записал эти строки (12 час. дня).

Пошел к домику. Все на месте. Воздух с каждым днем все богаче и богаче запахами: все новые и новые «человечки» зацветают, все гуще и сочнее травяной дух… Домик наш навстречу идущему глядит из леса беленьким оконцем-глазком.

Сегодня, наконец, зацвела наша старая яблоня, стоит убранная, как невеста, вся в полураскрывшихся бледно-розовых, нежных цветках; полностью раскрылись они только на ветвях, ближних к стенке дома, где тише и теплее.

И вот надо тоже до конца дней