Генрих, по всей видимости, решил отмежеваться от религиозной реформы. В декларации о «единстве религии», составленной весной 1539 года, король заявлял, что причиной «роптаний, неприязни и озлобленности» в королевстве стало неразборчивое прочтение английской Библии. Он надеялся, что Священное Писание будут читать «со смирением», однако оно лишь обострило соперничество и противоречия. Верующие «бесцеремонно» спорили друг с другом в питейных домах и даже церквях, яростно осуждая альтернативные трактовки как еретические или папистские. Библию, таким образом, полагалось в будущем читать молча. Декларация так и не была обнародована — ее заменили более официальным воззванием.

Свидетельства религиозных разногласий можно найти в протоколах заседаний церковных судов. Госпожу Цецилию Маршалл из прихода Сент-Олбанс обвинили в «презрении к Святым Дарам и святой воде», а другого прихожанина уличили в «презрении к Деве Марии». Джона Хамфри из Сен-Жиля, что в Крипплгейт, вызвали в суд за «хулу против церковных таинств и обрядов». Женщина из прихода Святого Николая во Флеш-Шемблз предстала перед судом за «разглагольствования о новом учении и непосещение церковных богослужений», а Маргарет Эмбсворт из церкви Святого Ботольфа на Олдгейт — за «наставления служанкам и занятия врачеванием». Роберт Плат с женой были «большими знатоками библейских текстов, утверждая, что вдохновлены самим Святым Духом». Всех этих, как и многих других людей стали нарицательно называть «докучателями».

Весной 1539 года был созван очередной парламент для обсуждения назревших религиозных вопросов. По сообщениям одного современника, целью нового парламентского созыва было согласовать «полное единство и общность, необходимые для реформации церкви в этом королевстве». Достичь этого единства было очень непросто.

Различные мнения, к примеру, существовали относительно причащения хлебом и вином. Ортодоксальные католики поддерживали доктрину пресуществления, согласно которой хлеб и вино превращались в истинное тело и кровь Христову. Это загадка религии: верят в то, что невозможно, считая это доказательством всемогущества Бога. Лютер также верил в настоящее присутствие Христа в таинстве, однако отрицал, что он представал там «в своем существе»; он верил в то, что впоследствии стали называть соприсутствием, или причастным союзом, в котором хлеб и вино сохраняли свою первоначальную природу, превращаясь в тело и кровь Господни.

Более радикальные реформаторы, настроенные положить конец власти священнослужителей и предрассудочным, как им казалось, обрядам, заявили, что причащение является лишь данью памяти жертвенной смерти Христа, осуществленной единожды и навсегда; невозможно бесконечно воспроизводить ее у алтаря. Hoc est corpus meum, таким образом, следует переводить как «Сие означает Тело Мое». Христос пребывал на небесах; он не присутствовал на земле, даже во время причастия.

Между этими тремя догматами веры, разумеется, могло существовать бесконечное число различных вариаций. Так, один из реформаторов отказывался признать, что хлеб и вино чудесным образом пресуществляются, однако соглашался, что «тело и кровь Христовы истинно принимаются верой», когда верующий приобщается к ним в состоянии наивысшего благочестия. Эта точка зрения получила название «виртуализм». В эпоху, когда религия являлась важнейшим аспектом общественной жизни, подобные дискуссии имели государственное значение. В начале парламентского заседания был создан небольшой комитет для рассмотрения всех этих вопросов, наиболее тенденциозным из которых представлялся вопрос причастия.

В комитет вошли восемь епископов — четыре консерватора и четыре реформатора, Кромвель же занял пост председателя в качестве наместника короля по религиозным вопросам. Разумеется, никакого соглашения достичь не удалось, и Генрих взял дело в свои руки. Он позволил консерватору герцогу Норфолку задать в палате лордов шесть простых вопросов, сформулированных таким образом, чтобы получить единственно возможный ответ. Итогом их обсуждений стал документ, известный как Шестистатейный статут, или Шесть статей, который вновь утверждал однозначную ортодоксальную точку зрения на такие вопросы, как покаяние и безбрачие священнослужителей. По сути, это был способ прекратить религиозную полемику и прийти к единству доктринальных позиций. Противники документа, в свою очередь, прозвали его «кнутом о шести хвостах», или «кровавым статутом».

Шесть статей ознаменовали собой уверенную победу консервативной фракции, став резким отпором реформаторам вроде Кранмера и Кромвеля. Пресуществление сохранило значимость лишь в своем наименовании, хотя в конце концов Кранмеру удалось вычеркнуть из обихода и само понятие. Впрочем, последнее слово оставалось за Генрихом; он собственноручно внес поправки в проект закона — так, под хлебом и вином теперь подразумевались «никакие иные сущности, кроме сущности его природного тела». После смерти Генриха Кранмер заявил, что «Христос вкушается сердцем. Вкушение устами не сотворяет жизнь. Одни лишь праведные могут вкушать Тело Господне». Однако на тот момент ему пришлось безмолвствовать.

Впоследствии он засвидетельствовал свое мнение, что Шесть статей «настолько грешат против истины и здравых суждений правоведов и духовников, что, если бы его величество король не соблаговолил лично присутствовать в здании парламента, те законы никогда не были бы приняты». Несмотря на это, народ, по всей видимости, отнесся к ним благосклонно. Французский посол писал своему повелителю, что «жители восприняли королевскую декларацию о таинстве с большим воодушевлением, питая больший пиетет к старой религии, нежели новым веяниям». Верующие даже не были готовы читать молитвы на английском языке. «Насколько же брезгуют наши священники учить свою паству заповедям, — сетовал один реформатор, — догматам веры и молитве Господней на английском! И какое же нежелание демонстрирует народ его выучить! Да, они лишь потешаются, называя ее новой молитвой Господней…»

Отрицание пресуществления теперь каралось смертью на костре, а отказ признать остальные пять догматов веры приводил к конфискации всего имущества и тюремному заключению по повелению короля. Этот религиозный закон стал самым суровым за всю английскую историю. Догматы, по сути, являлись декларацией веры короля — веры, определяемой волей правителя и страхом наказания. Сообщалось, что около двухсот человек было арестовано и заключено в тюрьму. Впрочем, некоторых вольных духом реформаторов это не остановило. Джон Харридонс, известный в народе как вдохновенный каменщик из Уайтчепела, по-прежнему проповедовал из своего окна между девятью и двенадцатью вечера и называл религиозных реформаторов «просветителями». На предостережение соседского пекаря о том, что он нарушает постулаты Шести статей, Джон ответил: «Гореть в пламени мне столь же пристало, как и тебе — печь буханки хлеба».

В разговоре со своим капелланом герцог Норфолк мимоходом заметил:

— Видите ли, мы запретили священникам иметь жен.

— А может ли ваша милость, — поинтересовался капеллан, — также запретить чужим женам греховодничать со священниками?

В результате введения новых мер свои кафедры были вынуждены оставить два епископа: Хью Латимер покинул Вустер, а Николас Шэкстон — Солсбери. Архиепископу Кранмеру пришлось отправить свою жену и детей в изгнание. Ранним летом архиепископ призвал шотландского евангелиста Александра Алезиуса в Ламбетский дворец. «Счастливый же ты человек, — сказал он, — что можешь уйти, спастись! Была бы на то моя воля, последовал бы твоему примеру; клянусь, моя кафедра не стала бы мне помехой». Он признался, что подписал королевский приказ «под страхом наказания». Немецких лютеран Шесть статей повергли в полный ужас, ознаменовав конец Реформации в Англии. Король показал свое истинное лицо. Он совершенно не симпатизировал идеям евангелистов. Ему лишь хотелось пополнить свою казну богатствами старой церкви и тем самым укрепить свою власть.