Генрих отказался поверить им. Он настаивал, что эти свидетельства сфабрикованы фракцией, намеренной свергнуть герцога Норфолка и королеву. Король приказал Кранмеру провести расследование заговора и «не прекращать, пока не докопается до истины». Тем временем королевская стража окружила Екатерину, танцевавшую вместе с фрейлинами, заявив, что «танцы окончены». Молодую королеву заточили в ее личных покоях, где она и оставалась, дрожа от страха. Должно быть, она подозревала, что некоторые неудобные факты ее личной жизни выплыли на поверхность.

Устроив более тщательное расследование дела об измене, Кранмер и совет обнаружили, что королева действительно была серьезно скомпрометирована. Маноксу и Дерему устроили допрос, в ходе которого Манокс сознался, что «не раз ласкал интимные и другие части тела королевы». Дерем подтвердил, что «неоднократно познавал ее, как одетым в камзол и чулки, так и нагим в постели».

Кранмер по меньшей мере дважды допросил Екатерину, однако нашел ее «в столь угнетенном и горестном состоянии, какого за всю свою жизнь не видел». Она стенала в исступлении, оплакивая свою печальную участь. Иногда казалось, что она вот-вот впадет «в неистовый экстаз или, того и гляди, в безумие». Екатерина солгала Кранмеру о своих прежних любовниках, утверждая, что Дерем изнасиловал ее «с упрямой силой», но несколькими днями позже признала, что он действительно дарил ей подарки. Дерем знал «одну женщину в Лондоне с горбатой спиной, которая очень искусно мастерила всевозможные цветы» из шелка. Екатерина созналась, что он называл ее «женой». Во время их интимных свиданий он приносил с собой вино, яблоки и клубнику. Однако она настаивала: «Что до этих слов, „Я клянусь, я люблю тебя всем сердцем“, не помню, чтобы когда-нибудь их произносила». Она написала чистосердечное признание королю, которое, по всей видимости, немного его приободрило. По крайней мере, она никогда не изменяла ему во время их супружества.

Однако мирская молва — что морская волна, и королевский двор стал настоящей гаванью для слухов. Когда обнаружилась вся правда о прошлых похождениях королевы, сложно было скрыть более поздние примеры. Кто-то упомянул имя Томаса Калпепера. Слухи о молодом придворном вскоре дошли до тайного совета, который, судя по протоколам заседаний, «тщательно обдумывал этот вопрос и взвешивал тяжесть совершенного проступка». Совет призвал некоторых фрейлин королевы и допросил их о ее поведении. Одна из придворных дам, Маргарет Мортон, сказала, что королева и Калпепер обменялись «таким красноречивым взглядом, что я заподозрила любовную связь между ними». Она утверждала, что они якобы находились вдвоем наедине в королевской уборной пять или шесть часов и, «очевидно, лишились чувств» — выражение XVI века, обозначавшее оргазм. Другая фрейлина подтвердила, что слышала множество «охов и вздохов». Придворную статс-даму королевы, леди Рочфорд, вероломную золовку Анны Болейн, находившуюся в приступе «буйного помешательства», уже арестовали. Она помогала Калпеперу проникать в спальню своей госпожи. Обезумевшую, ее привезут на эшафот.

Затем тайный совет допросил Калпепера. Он выступал главным свидетелем, поскольку прелюбодеяние королевы считалось государственной изменой. Он отрицал фактическую интимную связь, но признал, что «намеревался и помышлял согрешить с королевой и что таково было намерение королевы». Тайный совет не поверил ему. Он и королева, должно быть, не раз вступали в связь. «Вы видите, что творилось до брака с королем, — заявил членам совета Кранмер. — Одному Богу известно, что успело произойти после!» Высказывались предположения, что Екатерина также имела интрижку с Деремом во время северного визита.

Генрих присутствовал на тайном ночном заседании совета в лондонской резиденции епископа Винчестерского. Когда ему представили исчерпывающий отчет по делу, он пришел в такое неистовство, что окружающие стали опасаться, как бы король и вовсе не сошел с ума. Он приказал принести свой меч, намереваясь убить молодую супругу. Он поклялся, что никогда «сладострастие ее прелюбодейства не сравнится с той болью и пытками, которые она испытает в час своей смерти». Затем он испытал нервный срыв и разрыдался, что придворные нашли «странным» для человека подобной «бодрости духа». Новости о позорном бесчестье королевы вскоре разлетелись повсюду. Ее дядя, герцог Норфолк, заявил французскому послу, что она «продала свое тело семи или восьми мужчинам» и за это заслуживает сожжения на костре.

1 декабря Калпепер и Дерем предстали перед судом в Вестминстер-Холле по обвинению в измене. Во время оглашения статей обвинения саму Екатерину называли «общедоступной шлюхой». Обоих ее любовников признали виновными и приговорили к изменнической смерти через повешение и потрошение. Генри Манокса, согрешившего с Екатериной задолго до того, как она стала королевой, помиловали. Калпеперу, выходцу из благородной семьи, смягчили приговор, присудив казнь через обычное обезглавливание.

13 февраля 1542 года Екатерина Говард последовала за ним на эшафот. Она была замужем за королем менее двух лет. Взойдя на борт судна, чтобы отправиться по Темзе в свое последнее путешествие, она запаниковала, и страже пришлось насильно удерживать ее на месте. Флотилия судов затем повезла Екатерину из Сайона в Тауэр, где ее встретили со всеми подобающими королеве почестями. Ее обезглавили тремя днями позже, на Тауэр-Грин. Говорили, что королева смиренно приняла свою судьбу и раскаялась. Как оказалось, она репетировала свою смерть и даже попросила принести в ее тюремную камеру плаху, чтобы потренироваться изящно склонять над ней голову. Ее останки захоронили недалеко от могилы Анны Болейн в часовне Святого Петра в Веригах. Многих членов ее семьи отправили в Тауэр, однако впоследствии отпустили на свободу. Герцог Норфолк жил в своих поместьях и избегал королевского двора. Однако с этого дня Генрих никогда по-настоящему ему не доверял.

В день казни жены король устроил пышный званый обед, усадив за один стол с собой двадцать шесть дам, и в последующие дни подобные торжества повторялись еще не раз. Он так много ел, что его дородное тело стало еще более тучным и кровать в спальне пришлось расширить до двух метров. Вместе с тем за закрытыми дверями король оставался печален и удручен. На полях перевода Книги притчей Соломоновых король поставил двойную отметку напротив следующих строк: «Ибо мед источают уста чужой жены, и мягче елея речь ее. Но последствия от нее горьки, как полынь, остры, как меч обоюдоострый».

Летом 1542 года папа Павел III учредил Священную канцелярию инквизиции, назначив шестерых кардиналов великими инквизиторами. «Будь даже мой собственный отец еретиком, — заявил папа, — я бы собирал хворост для его костра». Пути религиозной реформы таили в себе множество опасностей. Генриху, порвавшему все связи с папой, не терпелось, чтобы Карл V последовал его примеру; английский король хотел, чтобы был созван Вселенский собор, участники которого могли бы обсудить — и, возможно, решить — проблемы религиозных противоречий.

Дипломатическая ситуация, казалось, складывалась в пользу Генриха VIII. Он подумывал о заключении союза с Карлом V против Франции, о совместном вторжении, которое, по правде говоря, состоялось лишь летом 1544 года. В то же время важно было обеспечить контроль над северными территориями. Генрих согласился встретиться в Йорке с королем Шотландии Яковом V ближе к концу своей поездки на север летом 1541 года. Однако Яков, опасавшийся, возможно, похищения или убийства, на встречу не явился. Его отец Яков IV пал от рук английской армии в битве при Флодден-Филд менее тридцати лет назад. Отказ шотландского короля лишь усилил недовольство Генриха участившимися приграничными набегами шотландцев, которые по-прежнему считали области Северной Англии своим настоящим домом. Когда летом 1542 года отряд шотландцев захватил одного из представителей короля, конфликт вылился в открытую войну.