Наконец он усмехнулся и сказал, наклонившись к ее уху:

— Не шути со мной… детка.

И тут они оба вздрогнули и повернулись к сцене.

Мальчиковая группа с удивлением смотрела на Настю, которая забралась на сцену, отобрала у солиста микрофон и заявила, что будет петь.

— Дарю эту песню моей любимой группе. — Настя обвела рукой слегка обалдевших «мальчиков». — Извините, не помню, как она называется…

По залу прокатился смешок. Ярость на лице Кравица постепенно сменялась удовлетворением. Он как будто что-то надумал и был доволен тем, что получалось.

— В общем, песня про «Айсберг»! — объявила Настя.

Музыканты вяло заиграли, а она запела сильным и красивым голосом, хоть и фальшиво. Несмотря на то что ее появление вызвало легкий шок, она пела с таким чувством и так уморительно заигрывала с «мальчиками», которые все никак не могли понять, что же им делать, что слегка обалдевшие зрители развеселились и поддержали самозванку — размахивали руками, светили зажигалками и от души хлопали в ладоши.

Телеоператоры, которых несколько утомили назойливые пиарщики группы, немедленно пообещали себе, что именно этот момент войдет в ленту новостей, а журналисты уже сочиняли в душе остроумные пассажи и скандальные заголовки.

Большинству каналов и газет слегка приплатили — не за лестный отзыв, нет, это дорого, но за то, что информация о выпуске нового альбома появится в новостях, так что телевизионщики и пресса околачивались здесь не потому, что очень уж любили претенциозную группу потолстевших и забуревших мальчиков, а потому, что начальство велело. К тому же журналистов здесь не уважали: им накрыли скромный стол с водкой и дешевым вином, загнали в угол, а пиарщики ходили кругом, как овчарки, и бубнили о том, что последний альбом любимой народом группы — это прорыв, и прочую рекламную ерундень, от которой у любого нормального человека челюсти сводит…

— Ты мне надоел! — заявила Настя Паше, когда под шквал аплодисментов спустилась со сцены. — Просто не могу тебя больше видеть! — Она закинула руку ему на плечо и глотнула текилы из бутылки.

— Почему ты пьешь только текилу? — спросила невысокая брюнетка, которая проходила мимо, но остановилась полюбоваться на отважную Настю.

Настя уставилась на нее и ответила после небольшой паузы:

— Волшебный напиток!

Саша расхохоталась. Это была чистая правда. Только настоящую, домашнюю текилу им привозили из Мексики — со знакомыми, на частном самолете, и она была… другой. Ее делал знакомый шаман — занятный старик, который, казалось, уже лет двадцать ходит в одном и том же пончо, потрепанных левайсах и сандалиях «Экко». От первой же рюмки его самогонки казалось, что все вокруг начинает искриться, как феи в диснеевских мультиках, и этот эффект невозможно было сравнить с кайфом от заурядной, промышленной текилы. Но, верные привычке, девушки пили либо ее, либо коньяк — в коньяке была своя, особенная магия, но не тусовочная, а домашняя, каминная.

— Я что-то пропустила? — удивилась девушка.

Настя замахала руками:

— Извини, это семейные шутки… Ладно, я в туалет… — Она сунула бутылку Саше и ушла, пританцовывая.

Кравиц посмотрел на Сашу. Саша посмотрела на Кравица.

— Что происходит? — спросила она.

Тот поднял брови, выражая непонимание.

— Вы же как-то особенно относитесь к моей сестре. Вы что-то задумали.

— Саша, это хорошо, когда родственники беспокоятся друг о друге, но паранойя еще никому не помогала жить, — с фальшивой улыбкой ответил Паша.

— Все, что вы сейчас сказали, — вранье, — прищурилась Саша. — Вы не тот, за кого себя выдаете.

— О, черт! — взвыл Паша. — С вами все в порядке? Температура в норме?

— Ладно, — Саша махнула рукой. — Я и не ожидала откровений…

Она отвернулась от продюсера и тоже приложилась к бутылке. Она знала, она видела: все, что он собой представляет, — подделка. Кино, деньги, успех его не волновали. Что-то другое его волновало. А вот что?.. Но Саша не могла бы сказать, откуда она это знает, она просто знала. Все-таки недаром же мать у нее ясновидящая… Саша напрягалась, заставляла себя сосредоточиться, но ничего не выходило — она не могла заглянуть дальше своих подозрений. Кстати! Если бы она была не права, он бы ответил ей не так, по-другому. Удивился бы, что ли. Но Паша даже глазом не моргнул — так, сделал вид, и то неубедительно…

— Валим отсюда? — спросила из-за ее спины Настя.

— А что ты вообще знаешь об этом Кравице? — поинтересовалась Саша.

Настя вдруг остановилась и хлопнула ладонью по лбу.

— Ничего! — воскликнула она. — Назад!

Она схватила Сашу за руку и потащила обратно.

— Паш! — обратилась Настя к Кравицу, когда обнаружила его в толпе. — А давай поедем к тебе в гости!

— Э-э… — растерялся продюсер. — Почему?

Настя всплеснула руками:

— Представь себе, хочу узнать тебя поближе!

— Ну… — казалось, тот растерялся, — давай.

— Прямо сейчас, — добавила Настя.

Саша, которая в лучшем случае надеялась, что сестра попробует навести справки о Кравице у знакомых, не горела желанием тащиться к нему домой, но и бросать сестру тоже не собиралась. С унылым видом она поплелась за ними, села на заднее сиденье «Ягуара» и принялась молча курить в окно.

Паша припарковал машину рядом с трехэтажным особняком в переулке за Красными Воротами — и это нанесло первый удар по ожиданиям Саши. Она рассчитывала, что Кравиц живет в одном из огромных современных зданий с мраморным холлом, двадцатью лифтами и спортивным залом, а они вошли в довольно скромное парадное, где за конторкой сидел пожилой охранник с газетой «Жизнь».

Лифт был отделан под старину: кованая решетка, дубовые панели, маленькое зеркало в резной рамке, и был очень тесным — они втроем стояли, едва не прижимаясь друг к другу. Саша отчего-то чувствовала неловкость от близости неприятного ей Паши. Не то чтобы он был сексуален… хотя, конечно же, был, просто не в ее вкусе, и, вообще, у нее Матвей, к тому же Паша ей слишком не нравился, чтобы сильно задумываться о его сексуальности… Просто она ощущала волны энергии — не то мужской, эротической, не то просто какую-то силу, от которой, казалось, поднималась температура воздуха. А Настя вроде ничего не замечала — разглядывала лифт и с усмешкой взирала на Кравица.

Высадившись на последнем этаже, девушки очутились в небольшом холле с окном и бархатным креслом, возле которого, наклонившись, как пизанская башня, стояла латунная пепельница на высокой ноге. На этаже было две двери: высокие, деревянные, лакированные. На одной висела табличка с фамилией, на другой — номер. Дверь с номером оказалась Пашиной — он вскрыл ее массивным ключом и пригласил спутниц войти. Оказавшись внутри, Саша невольно ахнула. Второй удар — все здесь было ничуть не похоже на то, что она ожидала увидеть! Ни капельки!