— Я не хочу, чтобы семья распалась… — всхлипнула Анна. — Моя мать — идиотка, я не хочу, чтобы кто-нибудь еще ушел и превратился в курицу!

— Твоя мать — не идиотка, просто она слабая, ее не хватило на всех, — утешала Аглая. — В ней слишком мало любви — только на себя немножко и на мужа… Ей нужна была защита, и она решила, что это будет такая защита — мужчина, пусть даже самый неуклюжий…

Они пошли в дом, поставили чайник, Глаша разлила по рюмкам домашнюю настойку. Но только они удобно устроились за столом, как услышали автомобильный сигнал и чьи-то вопли. Выбежав на улицу, увидели невдалеке черный «Ламборгини» и Сашу, отчаянно размахивающую руками.

— Мама! Аня! Я застряла!

— Иди в дом! — прокричали сестры. — Потом разберемся!

Саша бросила машину и побежала в теплый дом. Бросила на комод норковое пальто, кое-как вытерла сапоги и плюхнулась на диван на кухне.

— С Настей что-то происходит! — воскликнула она. — И она не хочет это замечать!

Аглая переглянулась с Анной и криво улыбнулась.

— А что именно… — начала было Анна, но Саша ее перебила:

— Этот Кравиц — странный тип! Я ничего толком не могу объяснить, но он мне не нравится. Я чувствую — мама, ты меня поймешь! — что с ним что-то не так. Эти бумаги…

— Какие бумаги? — насторожилась Аглая.

— У него двадцать шкафов с бумагами! Какой-то договор с Орловой. Помните, Любовь Орлова…

Аглая побледнела и залпом выпила настойку.

— Я уверена — Настя во что-то вляпалась и сама не понимает во что! — Саша завершила речь и налила себе ликер. — Мы вчера поругались, и поругались всерьез. Такого еще ни разу не было! Я чувствовала отчуждение…

— Понятно… — Аглая поджала губы. — А что твой молодой человек? У тебя ведь, кажется, кто-то есть?

Саша, казалось, не была готова к такому вопросу. Она смутилась, порозовела и промямлила:

— Ну, пока еще ничего не понятно… Мы встречаемся…

— То есть до «единственного» пока не дошло? — вроде как в шутку, спросила Анна.

— Хм, ты же пишешь любовные романы и знаешь, как это бывает… — Саша плохо изображала легкомыслие. — То один, то другой… Ничего серьезного, — добавила она.

— Рада за тебя, — улыбнулась Аглая. — Все надеюсь, что ты передумаешь…

— А что у вас на ужин? — перебила Саша. — Очень хочу есть!

— Лазанья и кленовый пирог, — сообщила Анна. — Присоединишься?

Пока Анна вынимала из духовки лазанью и накрывала на стол, Аглая пробралась в кабинет, набрала телефонный номер и прошептала в трубку:

— Мама! У нас тут происходит нечто странное! — И она быстро, пока Амалия не успела сказать, что страшно занята, изложила суть последних событий.

— Мне все это не нравится, — призналась Амалия.

— А ты… не хочешь приехать? — осторожно поинтересовалась Аглая.

Амалия долго молчала.

— Нет! — отрезала она. — Вы должны сами со всем разобраться. Но хочу тебя предупредить — вам будет непросто.

— Ма, ну не будь такой врединой — хоть намекни… — заныла Глаша.

— Детка, я и сама не пойму, в чем дело, — вздохнула Амалия. — Конечно, у меня есть догадки, но лучше ты поройся в библиотеке…

— Мама, ты такая отзывчивая! — упрекнула Аглая.

— Ладно, если хочешь намек, то предупреждаю: готовьтесь к самому худшему! — рявкнула Амалия и повесила трубку.

Саша и сама не поняла, как доехала до дома, — глаза слипались, все жизненные силы ушли на лазанью. Она со скрипом выбралась из тесной «Ламборгини», протопала к дому, зашла на террасу и рухнула на диван прямо в шубе и сапогах.

— О боже… — вздохнула она. — И зачем я съела три последних куска?

Кое-как содрав унты, Саша расстегнула куртку и потянулась к пульту от телевизора. Двадцать минут какого угодно сериала — и здоровый сон до позднего утра.

— Ну, как мама? — произнес вкрадчивый голос над ухом.

Саша с трудом повернулась и встретилась глазами с Матвеем.

— Отлично! — зевая, ответила она. — Накормила меня до комы.

— Давай снимем с тебя шубу, — предложил Матвей.

Он высвободил Сашу из рукавов, подложил ей под голову подушку и погладил по животу. «Как хорошо, когда есть кому тебя погладить, обнять, пожалеть… — в блаженстве думала Саша. — Без любви жизнь такая одинокая!» Но прикосновения Матвея становились жестче, сексуальнее — он переключился на грудь и уже не целовал нежно в висок, а покусывал шею…

— Матвей, я не могу… — простонала Саша. — Я труп.

— Мне все равно… — пробормотал он.

— Но мне не все равно! — отпихивалась Саша. — Правда, давай не сейчас.

— А когда? — зло усмехнулся он. — Каждое последнее воскресенье месяца?

— Ты о чем? — опешила Саша.

— Ты мне раньше не отказывала! — возмутился он.

— Я раньше не ела лазанью у мамы! — воскликнула Саша. — В чем проблема?!

— Проблема в том, что я хочу тебя сейчас! — заорал он.

— Ты что, маньяк? — испугалась Саша. — Возьми себя в руки!

Она вскочила с дивана и собралась уйти, но Матвей схватил ее за руку и с силой рванул к себе.

— Стоять! — приказал он.

Саша в недоумении смотрела на него. Милый, обходительный Матвей был похож сейчас на чудовище — лицо злое, гадкое, глаза сверкают, губы скривились…

— Слушай… — начала было она, но он не обратил внимания.

— Ты поклялась мне! Ты сказала, что я единственный! — прошипел он.

— И что? — Саша попыталась развести руками, но не вышло, так как он все еще держал ее. Она попробовала вырваться, но он не отпустил.

— Ты обязана мне подчиняться! — рявкнул он.

— Ты ополоумел? — расхохоталась Саша. — Мы что, заключили контракт? Мол, я, Саша Лемм, торжественно клянусь во всем слушаться Матвея Болдина, быть его рабой…

Он неожиданно выпустил ее запястье. Подошел близко-близко — так, что она не видела ничего, кроме его глаз, усмехнулся и ответил:

— Вот именно.

После чего с улыбкой победителя вышел из комнаты.

Саша фыркнула, вернулась на диван, схватила пульт, но так и просидела, глазея в выключенный телевизор, с полчаса, не меньше. События развивались стремительно — она не знала, что делать и что думать.

* * *

Утром Настя с трудом разлепила глаза. Ничего не видя и не слыша, доплелась до ванной, сунула лицо в холодную воду. Умывшись, оперлась на раковину и уставилась на себя в зеркало. Так и стояла минут пять, пока не осознала, что спит с открытыми глазами. Скоро пришла визажистка, нарисовала ей лицо, но соображать Настя лучше не стала — ей все еще снились сны, а разум отказывался признавать, что надо просыпаться и бодро реагировать на происходящее. Это была мучительная, непереносимая усталость — казалось, Настя может отключиться в любую секунду, заснуть стоя, на ходу, во время разговора… В кафе, что недалеко от дома, она шла, словно по минному полю, — каждый шаг нужно было себя пересиливать, убеждать… В результате Настя нахамила официантке, журналистке и фотографу. Потом извинилась… и снова нагрубила…