того, что в дальнейшем полете на север конкуренты будут наступать им на пятки, экипаж французского самолета увидел еще до приводнения. Пилоты заметили два больших самолета, пришвартованных в проливе Тромсёсуннет. Совершить первый беспосадочный перелет на Шпицберген собирались не они одни. Прежде все самолеты переправляли демонтированными в ящиках на кораблях. Но Амундсена конкуренты пока не волновали. Французский гидроплан был большим и современным, а экипаж — опытным. И все же ему тотчас же понадобилось раздобыть сведения об этих двух самолетах, пилотах и их планах. На всякий случай.

«Латам» совершил посадку на прозрачные воды пролива, подняв брызги, похожие на лебединые крылья по бокам окрашенного в серый цвет фюзеляжа. Гильбо спокойно вырулил к гавани и застыл, покачиваясь на поднятых самолетом волнах у пристани «Западнонорвежской нефтегазовой компании». Амундсена и Дитриксона доставили на берег на весельной лодке. Французы остались, чтобы подготовить самолет для стоянки.

На пристани посмотреть на Амундсена и Дитриксона собралось множество народу, как и в Бергене. В Тромсё времени на обед и встречи с влиятельными горожанами не оставалось — даже с итальянским и французским консулами, которые были столь любезны, что пришли приветствовать участников экспедиции. После ночного перелета Амундсен чувствовал себя усталым и разбитым, но не смог удержаться, чтобы не бросить взгляд на пролив. Кто же был пилотами пришвартованных там неизвестных самолетов?

Амундсен и Дитриксон поселились у фармацевта Фрица Цапффе на старой швейцарской вилле на улице Стургата. Через два дома находился «Гранд-отель». Там, в ожидании информации о времени вылета на север, расположился на отдых французский экипаж. Полярники позавтракали копченой семгой и яйцами. Для старых друзей Цапффе приготовил все самое лучшее. Амундсен покурил и принял ванну. Предполагалось, что он должен отдохнуть, но времени было всего пара часов. Он не находил покоя.

Первый телефонный разговор Дитриксона с Геофизическим институтом состоялся сразу после семи, когда туда поступили сводки с метеостанций на побережье Ледовитого океана. Он беседовал напрямую с заведующим институтом Уле Андреасом Крогнессом, который сообщил, что между материком и Шпицбергеном продолжительное время дует сильный ветер, но, похоже, он вскоре утихнет. Над островом Медвежьим туман, но вдоль побережья Западного Шпицбергена погодные условия хорошие.

Когда Амундсен около одиннадцати встал, так толком и не отдохнув из-за одолевавшего его беспокойства, с Геофизическим институтом беседовал Цапффе. С метеостанций поступила новая информация о формировании области низкого давления между Шпицбергеном и Гренландией. Крогнесс посоветовал Амундсену подождать и посмотреть, как будут развиваться события. В остальном ледовые условия в Конгс-фьорде были хорошими, если не считать дрейфующих льдов вдоль западного побережья Шпицбергена. При ветре с моря можно было ожидать их примерзания к берегу.

Дитриксон отправился на «Латам» помогать французам с погрузкой. Они вновь под завязку наполнили баки, 1750 л топлива и около 200 л масла. Провиант, винтовку с боеприпасами, полярную одежду и обувь уже погрузили в Бергене. Большую часть снаряжения отправили с Оскаром Вистингом в Адвент-фьорд на грузовом судне «Ингерен». Он прибудет на Шпицберген через несколько дней после «Латама». Когда они прощались в Бергене, Амундсен пообещал Вистингу, что самолет заберет его из Гринхарбора в Кингсбей при первой же возможности. Вистинг окинул его грустным взглядом. Ему не нравилось такое положение дел, но аргументов против он найти не смог.

Списков грузов в Тромсё никто не вел. Позже свидетели разошлись во мнениях относительно того, что погрузили на самолет. Когда их официально спросили об этом, кто-то вспомнил, что загружали деревянные доски. Никто не мог сказать, для чего они предназначались.

Такого понятия, как грузовой манифест, в 1928 году еще не существовало. За исключением нескольких почтовых и пассажирских маршрутов, прямой связи между экипажем и диспетчерами, направлявшими и контролировавшими полет, тоже не было. Когда утром 8 июня Цапффе спросил Амундсена, что тот взял с собой, ответ был коротким: «Все, о чем просил Нобиле в своих радиограммах» {75}.

Полет на «Латаме» был частной экспедицией. У французского гидроплана не было никакой договоренности о радиосвязи ни с горнодобывающей компанией в Кингсбее, ни с базой норвежской спасательной экспедиции к северу от Шпицбергена, ни с центральной радиостанцией в Гринхарборе. Сделать это просто не успели, ведь Амундсен узнал о том, что для долгожданной экспедиции ему выделили французский самолет с экипажем, всего за четыре дня до вылета. Времени продумать варианты не было. Действуй немедленно или потерпишь поражение — так ему казалось. И он без колебаний выбрал действие. Двух-трехнедельная экспедиция. Никакого риска. Разведка с воздуха — и обратно в Ню-Олесунн. А потом домой в Свартскуг, чтобы наконец обрести покой в кругу близких. И встречать ту, что приехала в Норвегию начать новую жизнь.

Возможно, Амундсен не понял этого, но он оказался вне системы, объединявшей все остальные экспедиции. Принципиальная разница заключалась в том, что шведская, финская, советская и итальянская экспедиции получили поддержку своих правительств и вооруженных сил. Как раз об этом Министерство обороны и просило его более двух недель назад, когда отправляло на север два самолета «Ганза».

И самое странное и печальное — именно присутствие Амундсена на борту «Латама» ставило его экспедицию вне системы. Это, должно быть, стало сюрпризом для французских пилотов. ВМФ Франции отправил один из своих самолетов с экипажем, состоящим из французских офицеров. С французской стороны командиром был Гильбо. Если бы Руал Амундсен не принял руководство на себя, Гильбо наверняка связался бы со шведским и финским экипажами, прибывшими в Тромсё накануне. Вероятно, он связался бы и с капитаном «Читта ди Милано» и губернатором Бассё, но, поскольку у экспедиции уже был начальник, сделать этого он не мог. А для старого полярника было немыслимым обратиться заранее к капитану Романье Манойе. Со шведским шеф-пилотом «Уппланда» он тоже побеседовать не захотел {76}.

Старая проблема экспедиции на «Норвегии» снова дала о себе знать, и на этот раз еще ощутимее: кто был, собственно, главным — командир экипажа или начальник экспедиции? За эксплуатацию самолета, бесспорно, отвечал французский экипаж. Гильбо был шеф-пилотом и принимал все решения, необходимые для безопасности. Ни Амундсен, ни Дитриксон не знали «Латама 47–II» досконально и потому вынуждены были соблюдать все ограничения, которые, по словам Гильбо, были у гидроплана. С другой стороны, Амундсен понял, что ему обещали верховное руководство самолетом и экипажем. На разделение полномочий начальника он бы ни за что не согласился. Именно он решал, когда вылетать, какова цель полета и полетят ли они вместе с другими экспедициями.

18 июня 1928 года поиски Нобиле перешли в новую фазу. С исчезнувшим экипажем установили радиосвязь, и теперь точно было известно,