– Что здесь произошло? – спросил Трёшка по слогам.

Мужчина вздрогнул, голова его дернулась на звук.

– Не лошара, – пробормотал он, – не лошара…

– Что здесь произошло? – медленно повторил свой вопрос Рома, узнав бандита с Новокузнецкой.

– Летучая мышь напала…

Капитан напрягся. Он решил, что в перегоне между Новослободской и Белорусской ганзейцы выпустили тех самых неизвестных мутантов, о которых предупреждал перед началом соревнований агент Красной Линии. И хоть худощавый и вечно покашливающий разведчик с бородкой снабдил краснолинейцев специальной мазью, которая должна отпугнуть тварей, Трёшка был настороже.

Рома щелкнул пальцами, и сзади вспыхнули два фонаря его товарищей.

– Просмотрите стены и потолок, – скомандовал он, освещая шпалы и рельсы.

На промерзшей гальке Трёшка обнаружил два свежих трупа. У обоих – характерные огнестрельные ранения. Рома направил фонарь в лицо главарю.

– Ты врешь, – сказал капитан краснолинейцев, – это не мутанты. Тебя по глазам ножом полоснули.

– Нет… – прохрипел ослепленный русобородый мужчина, – я не лошара какой… чтоб меня человек… это летучая мышь…

– Ясно, – сказал Рома, понимая, что зря теряет время, – я узнал тебя, ты бандит с Новокузнецкой. Ты когда-то предал нас, Красную Линию. Тебя перекупили ганзейцы. А еще ты работал на Рейх, служил тем, кто заплатит больше. Ты – продажная мразь и грязный подонок без принципов.

– Зато я не лошара, – прошипел бородач и хрипло засмеялся, – не лошара…

– Ты не лошара? – усмехнулся Рома, достав из кобуры пистолет. – Ты закончил свою жизнь, ползая на коленях, слепой, захлебывающийся в собственной крови. И ты не лошара?

– Не лошара! – настаивал на своем бандит. – Не лошара!

– Ты сейчас сдохнешь, – спокойно произнес Трёшка, передернув затвор и приставив пистолет к голове бородача, – и от тебя не останется ни памяти, ни имени.

– У меня есть имя, – с надрывом выкрикнул бандит, – меня зовут Л…

Бородач не договорил, ибо грянул выстрел, размозживший почти половину его черепа.

– Двигаем дальше! – сказал Рома, и команда Красной Линии помчалась в сторону станции Белорусская.

Мгновение спустя Трёшка забыл о мертвых бандитах, чьи настоящие имена никто никогда не знал, да и знать не хотел.

После того как Ева высыпала себе в рот безвкусный порошок из пробирки с надписью «My OC» и запила его водой из фляги, она, пошатываясь, побрела в сторону туннеля. Выйдя из-за вагонов, девушка вдруг вспомнила, что Андрей Андреевич предупреждал об опасности передозировки. Она испугалась, но, не желая показывать свой страх перед ненавистной толпой, которая славила сейчас отвагу «амазонки», но с удовольствием поглазела бы и на ее смерть, смело зашагала к перегону.

– Дамы и господа, посмотрите на эту воительницу! – орал во всю глотку букмекер в сером джемпере. – Она великолепна! Она храбра и прекрасна! Пока еще не поздно сделать последние ставки! Напоминаю, коэффициенты изменились!

Уже возле самого входа в туннель Ева почувствовала необычайный прилив сил. Но в то же время окружающая действительность начала искажаться. Звуки как-то удлинялись, и слова, выкрикиваемые болельщиками на платформе, приобретали иной, сокровенный смысл, значили не то, что раньше. Цвета отличались удивительной глубиной, стали чрезвычайно яркими и насыщенными. Девушка улыбнулась; ей казалось, что еще немного – и она постигнет суть этого мира. А потом она взглянула в огромный зев туннеля и ужаснулась. Ева внезапно осознала, что бездна перегона – живая, что если она покинет станцию, то мгла ее поглотит, пожрет без остатка.

Почти не дыша, девушка остановилась на границе света и тьмы. Она не знала, что делать. Оставаться в мире людей, которые с удовольствием делают ставки на чужие жизни, она не хотела, но и окунаться в объятья беспросветной и вечно голодной бездны было страшно. Ева с подозрением огляделась. Она вдруг поняла, что съеденный порошок начал действовать, и она галлюцинирует из-за передозировки. Конечно, все эти люди на платформе, вместе с букмекером, орущим какую-то чушь, – не что иное, как миражи.

– А что тогда настоящее? – прошептала сестра гауляйтера.

В ответ из глубины туннеля до ее ушей донесся звонкий смех. Содрогнувшись, девушка заглянула в бездну перегона и увидела саму себя. Но эта копия Евы была одета не в камуфляж и берцы, а в красивое красное платье до колен, и стройные ноги ее были босы.

– Ты ненастоящая, – Ева зажмурилась и сильно тряхнула головой, – это все маёк, это все он. Я под наркотиком.

– Это я ненастоящая? – двойник снова залился смехом. – Посмотри, какая я яркая! Разве я могу быть ненастоящей? А теперь оглянись еще раз назад, на платформу, посмотри, какие они все серые! Разве они могут быть реальными людьми?

Ева осторожно повернула голову и взглянула на орущих, пожирающих ее жадными до зрелищ глазами болельщиков. Самая отвратительная морда была конечно же у букмекера, громче всех выкрикивающего какую-то несуразицу, – но какую именно, девушке было неинтересно, она не вслушивалась.

– Да, – согласилась Ева, – они обманки. Особенно этот… в сером джемпере, он самый ненастоящий…

– Ну вот, – сказала копия и поманила девушку к себе. – Нам нужно бежать.

«Куда? – спросила Ева, направившись к двойнику. Тут только она сообразила, что разговаривает с закрытым ртом, мысленно. – Мы должны выиграть соревнование? Прийти первыми?»

«Разве можно, бегая по Кольцевой, куда-то прийти?» – копия так заразительно засмеялась, что Ева сама невольно захохотала. Туннель теперь не казался таким уж страшным. Более того, девушка вдруг поняла, что видит в темноте, отчетливо различая тюбинги, рельсы, шпалы, мелкий мусор и гальку.

«Как зовут тебя? – спросила Ева. – Ты – ведь это я?»

«Не совсем, – ответила копия. – Я – твоя внутренняя изнанка. У каждого человека есть свои внешняя и внутренняя изнанки. Внешнюю ты уже видела на Павелецкой, ты ее сама так назвала. Это твоя противоположность, богато одетая женщина с пухлым ребенком на руках. А теперь и я предстала перед тобой. Я – твоя скрытая сущность, твое отражение. Помнишь, ты когда-то читала “Королевство кривых зеркал”?»

«Помню… – нахмурилась девушка, – и тебя зовут… зовут… наоборот…»

«Да! Угадала! – копия от радости подскочила и хлопнула в ладоши, платье ее взвилось, обнажив упругие бедра. – Меня зовут Аве, это Ева наоборот. Я твое отражение, а ты – мое! Но… – Аве вдруг стала серьезной, с тревогой посмотрела в сторону станции Проспект Мира, – нам нужно бежать».

«Куда? – спросила Ева. – Куда? Ты так и не сказала!»

«К свету! Из мира подземелий! Из мира вечного сумрака!» – Аве ответила с таким непередаваемым восторгом, что Ева тут же повеселела, и каждая клеточка ее тела наполнилась радостным, живительным экстазом.