Он тяжело вздыхает:

– Нет, Ред. Я сказал «попытаться стать лучше». Я еще не до конца понял, как выйти из того состояния.

– Знаешь, что тебе нужно? Немного секса без обязательств с няней. – Мой голос дразнит, но, думаю, мы оба знаем, что я не шучу. Говорить что-то, чтобы произвести впечатление, для меня не редкость, но это был действительно дерзкий способ сделать предложение.

Костяшки его пальцев на коленях белеют, и он вновь переводит взгляд на свои руки. Он качает головой и тянется к пузырьку с таблетками на тумбочке. Я восторженно наблюдаю за тем, как его пальцы откручивают крышечку, и он высыпает одну таблетку на ладонь, после чего ставит флакон на место.

Наконец он поворачивается и, смотря на меня, протягивает таблетку – я раскрываю ладонь в ответ. Напряжение между нами словно оживает после моего смелого предложения, в котором скрыто то, чего мы оба хотим, но что предпочитаем игнорировать.

Он опускает капсулу в мою ладонь, обхватывая меня своими большими, сильными руками, а затем наклоняется ближе. Между нами проскакивает искра. Хочется наклониться и потрепать его по бороде, умолять его остаться здесь, со мной. Просто подумать об этом.

Его дыхание обдувает мою щеку, а глаза не отпускают из плена.

– В том-то и дело, Ред. У тебя слишком много гребаных ниточек. Достаточно, чтобы задушить нас обоих. Поэтому мы будем ответственными и перестанем обращать внимание на то, что между нами происходит. Потому что через месяц мы расстанемся. Ты отправишься в сказочную, дико успешную жизнь в городе, а я останусь здесь и буду заботиться об этом месте до конца своих дней. У нас с тобой разные пути.

Он одаривает меня равнодушной улыбкой, а затем, прежде чем подняться на ноги, пожимает мне руки.

– Прими лекарство и отдохни немного.

– А где ты будешь спать?

– В твоей кровати, – говорит он через плечо. – Могу завтра постирать простыни.

И он уходит, бросая меня с таблеткой, элем и жалкими остатками моего эго. В постели, которая пахнет им и заставляет меня желать, чтобы он был здесь, со мной.

– Кейд?

Он останавливается в тот момент, когда его рука обхватывает ручку двери.

– Да? – отвечает он, даже не оглядываясь.

– Ты останешься?

Его тело становится пугающе недвижимым. Ни одна его часть не двигается. Если бы я не знала, то решила бы, что он мертв.

Вообще-то, если подумать, я хотела бы умереть после этих слов. Я как какая-то дурочка, запавшая на горячего сварливого отца-одиночку, который только что сказал мне, что я слишком сложная для него. Мне следовало бы иметь больше гордости и не ставить его в неловкое положение. Но в итоге все складывается иначе, и я прошу его остаться.

Он поворачивается – брови сдвинуты, выражение лица напряженное.

– Остаться?

– Да… – прикусываю я губу, немного морщась под его хмурым взглядом. – Только ненадолго. Просто поболтать. Или что-то типа того.

Кейд смотрит на меня несколько секунд, и по его суровому лицу пробегает тень потрясения. Он не ожидал, что я попрошу его остаться.

Но все же, решительно кивнув, он тихими шагами возвращается к кровати.

И остается.

18

Кейд

– Расскажи мне о Кейде.

Я сажусь как можно дальше от Уиллы. Если бы я мог построить стену из подушек посередине кровати, я бы это сделал. Хотя не то, чтобы это мне сильно помогло.

Ужасная, отвратительная, никуда не годная, невероятно плохая идея.

Даже ее вопросы, на которые я не хочу отвечать, не помогают мне отвлечься от ее близости. Ее запаха.

Искушения.

– Кхм. – Прочищаю горло. – Не знаю. Рассказывать особо нечего.

Сложив руки на животе, я бросаю на нее быстрый взгляд.

Она немного бледна, темные круги у нее под глазами подчеркиваются в тусклом свете прикроватной лампы.

Она чертовски красива.

Сплошные скошенные линии. Ее шея. Ее нос. Нижняя линия подбородка. В ней есть что-то элегантное. Уилла Грант – стильная женщина. Все в ней говорит о том, что она изысканна, и все же она разгуливает в старых концертных футболках и достаточно безумна, чтобы из мести столкнуть ребенка в бассейн.

Она нечто большее, чем кажется на первый взгляд, и, сидя в темной комнате, разделенные лишь небольшим участком мягкого матраса, я должен признаться себе, что хочу ее не за внешность.

Она привлекла мое внимание в первую встречу, и с тех пор я не могу отвести от нее глаз.

Это чертовски отвлекает.

– Да ладно тебе. Ты был такой же серьезный в детстве? Или ты был как Люк? – Уилла говорит это легко, но я вижу, как она прячет глаза.

– Я совсем не был похож на Люка. И я не хочу, чтобы Люк был похож на меня. Смерть моей мамы изменила слишком многое.

Она мрачно кивает, но не впадает в смятение, что я ценю. Как человеку, выросшему в привилегированном обществе, Уилле присуща практичность. Ее мозг так работает. Я вижу это, когда она разговаривает с Люком. Она не чопорная и не требовательна к себе. Она практична, и мне это в ней нравится. Даже если она не может нормально принимать комплименты.

– Я видел, как она умирала в тот день. Я видел, как мой отец держал ее. Я видел, как он рыдал. – Я сжимаю челюсти и на мгновение опускаю глаза. – Думаю, мое детство тоже как бы умерло в тот момент.

Я смотрю в ее широко раскрытые зеленые глаза, которые теперь немного блестят. Ее клубничные губы слегка приоткрываются, и она снова кивает. Я ценю, что она не заполняет тишину бессмысленными словами.

– Может быть, я с детства был практичным. Стратегом? – Я вздыхаю и смотрю в потолок. – Я не хочу выглядеть мучеником или кем-то вроде того.

– Ты и не выглядишь, – отвечает она нежно и твердо.

– Но я еще ребенком видел нужду. Нашей семье была необходима помощь. И я решил помочь. Думаю, я никогда не останавливался. Чувство долга или что-то в этом роде. Я не жалею об этом, но у меня, например, не было ленивого, бестолкового лета. Когда я возвращался домой из школы, то присматривал за братьями, чтобы отцу не приходилось отпрашиваться с работы. Соседи тоже помогали. Миссис Хилл помогала с Люком, пока сама не стала слишком старой, чтобы успевать за ним. Но я не хотел, чтобы он все лето работал на ранчо или таскался со мной повсюду. Это развлечение на один день. Но не на два месяца.

– И вот появляюсь