— Уважаемые господа… На такое святое дело, —деликатно улыбаясь, проговорил Берл, — мы дадим столько, сколькопонадобится. Безоговорочно! Но с одной оговоркой: вступительное слово должнобыть отдано Главному Раввину России. Он прочтет кадиш по жертвам Катастрофы.

Не было нужды уточнять — какого Главного Раввина России онимеет в виду.

— Торжественное открытие Вечера должно начаться сприветственного слова Посла, — вставил Козлов-Рамирес.

— Если дать ему слово, — угрюмо заметил Виктор,зам. по финансам в Совете, — никто уже ничего больше не скажет…

Его стенографистка строчила, не поднимая головы. Она былаплоской и аккуратной, как дощечка. Я подумала, что при отсутствии бумаги, онамогла бы писать на себе, как до изобретения бумаги писали на глиняных дощечкахв глубокой древности.

Все понурились. Пасьянс распадался с самого начала. Вступительноеслово Залмана Козлоброда автоматически означало отпадение от всей затеи самыхденежных — Синдиката и УЕБа. Те не признавали Козлоброда, считали его варягом,самозванцем, ставленником российских властей…

Встрепенулся Миша, бухгалтер ОРЕРа, вотчины обиженногоКолотушкина, — и с горечью вопросил:

— А почему, собственно, мы должны одалживаться у РЕЗа?Мы и сами можем дать… 500 долларов. Если Синдикат (горький взгляд в моюсторону), и УЕБ (подобострастный в сторону Оболенски) повысят ставки, мы обойдемсябез этих шантажи…

Поднялся шум. Громче всех вопила Клара. Если сейчас же ей недадут слова, если будут по-прежнему возмутительно игнорировать…

— О'кей, ты можешь покинуть наше собрание, —сказал Оболенски через Митю.

Клара достала пудреницу и стала пудрить нос, как ни в чем небывало…

Зам. по финансам Совета Виктор сказал:

— Прежде всего я уполномочен заявить от лица моегоруководства, что мы и так тратим огромные суммы на поддержку молодежныхпроектов.

— Вы?! Вы?!! — завопила Клара. — А ктоотказал фонду «Узник» в проведении двадцати молодежных семинаров поКатастрофе?!!

Я очень надеялась, что она запустит в зама пудреницей. Илиразобьет что-нибудь на столе. Я почему-то всегда тянусь к таким вот скандальнымповоротам сюжета и подсознательно жажду их. Но, видно, время еще не пришло.

— Я не могу говорить в таких условиях, — сказалВиктор. — Сделайте что-нибудь с этой дамой.

Стенографистка строчила с бесстрастным лицом.

— Кларочка, Кларочка… — примирительно проговорил Миша,кассир и бухгалтер в кошерной лавке ОРЕРа.

— Все знают, что и так главной фигурой на вечере будетевы, — добавил Козлов-Рамирес… — После вступительного слова Посла…

— Господа… — продолжал зам. по финансам ЕврейскогоСовета. — Однако с Главными Раввинами нужно что-то решать… Не заменить лиих всех на одного Гройса?..

— Гройса, кажется, в эти даты не будет в России, —вспомнил Миша, кассир и бухгалтер. И, понизив голос, добавил сидящему рядомОболенски: — Он ведет челночные переговоры об организации нового ДальневосточногоЕврейского Конгресса…

Тут встрепенулся Мотя Гармидер.

— Мне, конечно, плевать, — начал он. — Я бы исам мог, как Главный раввин России, прочесть кадиш по усопшим. У меня естьклассная девчонка, которая пропела бы это под гитару, как соловей… Но чтобы ужсоблюсти политесы, я предлагаю вот что: пусть Манфред Григорьич скажет два-трислова вначале, а Залман, хрен с ним, пусть проблеет кадиш со сцены, у него этонеплохо получается. И все будут довольны. Потом Кларочка повыдрючивается насцене со своими узниками гетто. «Псалмопевцы», само собой, прогундосят паругимнов… А я на закуску могу спеть что-нибудь из кантри, печальное, согласнокупленным билетам…

Все оживились, приободрились… Мотя Гармидер, дай ему Богздоровьичка, был человеком здравомыслящим и — редчайший случай! — не искалврагов, а наоборот, стремился со всеми поддерживать приличные отношения.

— Нет-нет, кантри, — это не тот случай, —вступил Козлов-Рамирес. — Я здесь, собственно, с предложением Посла.Посольство, как главное израильское представительство, тоже должно внести лептув это важнейшее для еврейской общины Москвы мероприятие…

У всех присутствующих застыли лица. Даже намек на то, чтоПосольство может выдать хотя бы копейку на что бы то ни было, высекал в душахбывалых евреев искру божественного чуда, как если б воскресший Моисей получилна Поклонной Горе от Господа новые целенькие скрижали…

— Ну, вот видите! — ликующим голосом возопил Миша,посланник вечнообиженного Колотушкина. — Все славно выходит: Посольствовкладывает недостающую сумму, и мы…

— Нет-нет! — прервал его Рамирес, на глазахперевоплощаясь в Козлова, черты лица которого немедленно приобрели чеканнуюнадменность дипломатической персоны. — Посольство, как известно, участвуетв любом празднике на более серьезном, чем материальный, уровне. Мы придаем вес.

— О, Го-о-осподи!!! — бестактно проорала Клара,закатывая глаза к потолку. — Держите меня! Они вес придают! — иприпала спиной к сидящему рядом Савве, закинув руки за голову и задрав ногу вочень дорогой туфле итальянской фирмы.

— Да! — холодно отозвался Козлов. — Для тогочтобы Вечер приобрел статус подлинного события в культурно-политической жизнистолицы, вам просто необходимо присутствие Посла, иначе на черта вы сдалисьроссийским журналистам, Клара? Но я хочу предложить еще кое-что, менееофициальное: мы готовы привезти замечательную израильскую певицу Моран Коэн,которая для этого события разучит «Песни борцов гетто».

Тут уже не выдержала я.

— Одну минутку, Фелиппе… Насколько мне известно, МоранКоэн — исполнительница мелоса евреев стран арабского Востока…

— Ну и что?! — он вскинул голову, рассматриваяменя, словно впервые видел.

— Вы уверены, что «Песни борцов гетто» — это еерепертуар?

— Да она выучит, выучит! Она лауреат конкурса вБарселоне!

— Ладно, хрен с ней, пусть поет, не жалко!

Мотя Гармидер сидел между мной и Кларой.

Его доброжелательность прорывалась не только вдружественности тона. Стараясь всех примирить со всеми, он оглаживал,приобнимал за плечи, целовал ручки сидящих вокруг дам. Были бы у нас все такиеГлавные Раввины России, мы бы горя не знали…

— Нетужпосто-о-ойте!!! Посто-о-ойте!!!

Клара вскочила, бурно дыша, сжимая в руках вишневую сумочкув тон туфлям и столу.

Вот интересно, подумалось мне, это цветовое совпадение илинамеренно подбиралось… Очевидно, она почувствовала удобный для истерики момент.Уже несколько раз я присутствовала при истериках Клары, грянувших в нужномместе и в нужную минуту, словно она каким-то сверхчутьем ловила ТО мгновение,словно кто-то стрелял над ее ухом из стартового пистолета…