золотые дорожные часы, проверял студенческие сочинения, чтобы она могла повесить на французские окна красные бархатные занавески. Как он гордился этими французскими окнами! А с какой любовью смотрел на свою заплесневелую коллекцию первых изданий! Да, они были рабами вещей, которые издевались над ними и заявляли свои права. Ее охватила легкость, будто с плеч упал огромный груз.

– Все это понятно, Лоренцо. Только видишь ли, я люблю играть на фортепиано, а детям, разумеется, нужны игрушки.

Кончики его пальцев поползли к кольцу с изумрудами, которое она всегда носила на среднем пальце. Он медленно, бережно повернул кольцо.

– Не думай сейчас об этом, Королева пчел. Давай я расскажу тебе о драгоценном камне твоей прабабушки, о его таинственных глубинах, и ты забудешь обо всем. Я вскружу тебе голову стихами.

– Nein, nein, nein!

Внезапно над ними навис человек в синем, оглашая воздух резким криком.

– Er ist Englisch! Er ist ein Spion.

Он несколько раз ткнул пальцем в серую стену позади них.

– Festung! Festung!

Фрида вскочила на ноги и потянула Лоренцо за руку.

– Вставай скорее! Очевидно, это какое-то важное укрепление, и он считает тебя шпионом.

Пораженный Лоренцо вскочил на ноги.

– Я думал, это фабрика. О чем он говорит?

– Сюда! Скорее! – разорялся мужчина, доставая из кармана свисток и фанатично выпучив глаза. Он дунул в свисток, и через секунду к ним со всех сторон помчались солдаты с поднятыми штыками и винтовками.

Лоренцо схватил Фриду за руку.

– Ради Бога, что это значит? Что им нужно?

– Они думают, что ты шпион, – прошипела она. – Делай, что они говорят.

– Скажи им, что я никакой не шпион!

– Лучше пойди с ними.

Она легонько подтолкнула его к солдатам.

– Я попрошу отца, и тебя отпустят.

Она повернулась к солдатам и произнесла самым надменным голосом:

– Mein Vater ist der Baron von Richthofen.

– Расскажи это своей бабушке, – хохотнул мужчина, указывая на плохо сидящий сюртук Лоренцо.

– Мы придем и заберем тебя очень скоро, мой дорогой Лоренцо!

Она повернулась к мужчине, гневно раздувая ноздри, и презрительно вскинула голову.

Солдаты плотно окружили Лоренцо и увели прочь. Увидев его побелевшее лицо, Фрида почувствовала прилив любви.

Его внезапная беспомощность, и это красноречие, и тяжесть прошлого, и обещание блестящего будущего, и его непредсказуемость – все это будоражило и восхищало.

Она помахала рукой, и Лоренцо ответил взмахом кулака – жестом одновременно уязвимым и мужественным. Фрида смотрела, как он, слегка ссутулившись, поднимается на холм в окружении алых с золотом мундиров. В ушах зазвучали невесть откуда взявшиеся слова: Я останусь с тобой недолго… Иду туда, куда ты не можешь последовать за мной сейчас, хотя последуешь позже… Ты жизнь свою положишь за меня? Поверь, ты трижды отречешься от меня, прежде чем пропоет петух… Я – тот…

Она повернулась и побежала. Надо найти отца. А потом она сочинит письмо Эрнесту. Когда и как сочтет нужным, спокойно и без злости, она расскажет ему о Лоренцо. И когда будет по-настоящему уверена, отправит письмо.

Отель Deutscher Hof

Мец

7 мая 1912 года

Уважаемый профессор Уикли!

К моменту получения этого письма вам уже будет известно о масштабах катастрофы. Не проклинайте меня за дерзость, что осмелился вам написать. В сложившейся ситуации мы просто люди, и миссис Уикли наверняка ввела вас в курс дела, только поверьте: вы страдаете не в одиночестве. Для меня действительно пытка – оказаться в таком положении. Нас трое, хотя я не приравниваю свои страдания к тем, какие должны испытывать вы.

Хотя миссис Уикли против, я должен вам сказать. Я люблю вашу жену, и она любит меня. Это не легкомыслие и не дерзость. С вами миссис Уикли не имеет возможности развивать свои таланты. Все женщины по своей природе великанши, они способны преодолеть любые преграды и жить дальше.

Это положение – пытка для всех нас. Не относитесь ко мне как к своему бывшему студенту – наглому юнцу. В этом вопросе разве я не такой же человек, как и вы?

Миссис Уикли должна жить полной и яркой жизнью. Такова ее природа. Для меня это означает будущее. Мне кажется, что я жил все это время только ради встречи с ней. Разве мы не можем простить друг друга? Я не многого прошу. Разумеется, если мы совершили нечто действительно недостойное, вина целиком и полностью моя, однако я думаю, что это не так.

Д. Г. Лоуренс

Глава 49

Фрида

– Фрида! – прокатился по дому рык барона. – Зайди ко мне в кабинет! Немедленно!

На секунду Фрида вновь почувствовала себя десятилетней: она стоит в отцовском кабинете, украшенном парой изогнутых оленьих рогов, охотничьими ружьями на стенах и чучелом медведя с желтыми стеклянными глазами. Под ногами лежит косматая волчья шкура. Пахнет седельным воском, сигарами, тлеющим деревом. Детские руки судорожно теребят юбку. И отец – со сверкающими медными пуговицами и алыми эполетами, отделанными золотой тесьмой.

– Что, черт возьми, происходит? Я получил письмо от Эрнеста, в котором он умоляет отослать тебя домой. Говорит, что ты сбежала с каким-то нищебродом.

Адамово яблоко барона дергалось. Красное лицо пылало гневом. В уголках рта собралась слюна.

– Не с тем ли недотепой, что я недавно вытащил из кутузки?

Фрида опустила голову. Итак, Лоренцо привел в действие свою угрозу. Отправил письмо Эрнесту. Без ее ведома. Не спросив разрешения. Она остолбенело уставилась на волчью шкуру под ногами.

– Эрнест говорит, что потеряет работу, а дети будут голодать. Что они больше не могут жить в Ноттингеме. И угрожает покончить с собой. – Пальцы барона яростно крутили усы. – Как ты могла забыть о своем происхождении?

– У Эрнеста истерика. Но это правда. Я не думаю, что смогу к нему вернуться.

Она не стала говорить, что Лоренцо обещал ей новый дом – не унылое и бездушное жилище, которое она делила с Эрнестом, а дом радости и восторга, приют для тела и души. Не стала объяснять, что Лоренцо ни за что ее не отпустит.

– Ты вернешься к Эрнесту, и делу конец! Моя дочь не будет вести себя как распутница!

Барон впился в нее взглядом, грудь под курткой с золотой тесьмой вздымалась.

«А ты ведь многое себе позволял и считал, что это правильно», – обиженно подумала Фрида, вспоминая его любовниц, незаконнорожденного сына, пристрастие к азартным играм, из-за которого они потеряли все. Она открыла рот, чтобы возразить, однако барон поднял бескровную, иссохшую руку. При виде этой трясущейся, дряблой, как мертвый кальмар, руки слова застряли у нее в горле. Как он жалок! Нет больше идола, которому она поклонялась