сил? А кто их возглавляет? Князь тьмы, правильно? Или его существование ты тоже отрицаешь?

– Оставь свои философствования на потом, – нервно произнес Багрицкий. – Сейчас нужно решать, как быть дальше. Останемся в доме ждать хозяев или будем выбираться отсюда?

– Не думаю, что они вернутся, – ответил на это Гоголь. – На нас было устроено покушение, третье по счету. Одно мне непонятно...

– Что именно?

– Если Верховский и жена в отъезде, то кто приказал заткнуть дымоход, чтобы уморить нас угаром?

Багрицкий поскреб затылок.

– Задачка, – пробормотал он. – Я склонен доверять баронессе.

– Я тоже, – поспешил согласиться Гоголь.

– Тогда что у нас получается? Наш предводитель мертвых душ действительно находился в отъезде, но...

– Но он вернулся после того, как его супруга покинула имение.

– А сделала она это, когда узнала правду о Верховском, – завершил цепь логических рассуждений Багрицкий. – Таким образом, следует предполагать, что мерзавец скрывается где-то поблизости.

– И от него следует ожидать нового нападения, – тревожно произнес Гоголь. – Он не может нам позволить выбраться отсюда.

– В таком случае нам лучше оставаться в доме, Николай. Это настоящая крепость. Стены достаточно толсты, чтобы выстоять даже под пушечными ядрами...

– Они не будут палить из пушек, Алексей. Не в интересах Верховского устраивать шум на всю округу. На равнине, да еще ночью, звуки выстрелов разносятся очень далеко.

– Согласен, – сказал Багрицкий, усаживаясь за стол, чтобы зарядить пистолеты. – Тем лучше. Пусть попробуют взять нас без пушек и осадных орудий. Я не позволю им приблизиться. А тот, кто рискнет испытать судьбу, получит пулю между глаз или клинок в сердце, на выбор.

Он еще заканчивал фразу, когда снаружи послышался оклик:

– Эй!

В результате при упоминании сердца голос поручика подпрыгнул, а на слове «выбор» упал октавой ниже, что могло бы породить комический эффект, происходи это при иных условиях.

– Это голос Элеоноры! – прошептал Гоголь, хватая товарища за рукав.

Пламя свечи дрогнуло и затрепетало, готовое погаснуть. Багрицкий дернул рукой, высвобождаясь, и, держа пистолет стволом вверх, подскочил к двери, и распахнул ее ударом каблука, вглядываясь в темноту.

– Надеюсь, господа, теперь вам меня слышно гораздо лучше, – продолжал тот же самый звонкий девичий голос. – Я уполномочена передать, что вам предлагают сдаться. Сложите оружие, и это позволит избежать ненужного кровопролития...

– Кровь прольете вы! – крикнул Багрицкий. – Кто говорит с нами? Покажитесь, мадам!

– Спускайтесь и посмотрите сами, господин поручик, – предложил голос насмешливо. – Если вам достанет отваги.

Гоголь, все это время стоявший в оцепенении, встрепенулся и бросился к окну. Он сделал это очень своевременно. По лестнице, приставленной к стене, одна за другой взбирались три темные мужские фигуры. Если бы они двигались проворнее, то давно уже оказались бы наверху.

Недолго думая, Гоголь схватил стул и, высунувшись, обрушил его на голову первого злоумышленника. Тот крякнул и съехал на несколько перекладин вниз, едва не столкнув тех, кто лез по лестнице за ним.

– Она нас отвлекала, Алексей! – крикнул Гоголь. – Нас атакуют!

Поднатужившись, он попытался оторвать от пола конторку, но сумел это сделать лишь вдвоем с подоспевшим на помощь Багрицким. Вместе они сбросили предмет мебели на атакующих. Там раздались крики и брань. Троица, цепляясь друг за друга, покатилась на землю.

– Следи за окном, Николай! – крикнул Багрицкий, бегом возвращаясь к двери.

Едва он успел схватить оставленный на столе пистолет, как в черный проем сунулся человек с вилами наперевес. Багрицкий свалил его одним выстрелом и взял второй пистолет. Прозвучал новый выстрел. За дверью кто-то упал, оглашая мрак душераздирающими воплями. Багрицкий с шипением выхватил саблю из ножен.

– Там целая толпа! – воскликнул он. – Заряжать умеешь, Николай?

– У меня никогда не было пистолета! – признался Гоголь с отчаянием.

– Тогда придвигай шкап и кровать. Будем строить баррикаду.

Отдавая эту команду, Багрицкий сделал выпад, завершившийся очередным воплем. И откуда только взялось столько силы у Гоголя, никогда не утруждавшего себя физическими упражнениями? Разогнав шифоньер по паркету, он с грохотом припечатал его к двери, и Багрицкий, воспользовавшись передышкой, помог двигать двуспальную кровать. Снаружи дважды выстрелили. Полетели щепки, Багрицкий сел на пол.

– Ты цел, Николай? – спросил он каким-то неживым, усталым голосом.

– Да! – ответил Гоголь, подбегая. – Что с тобой, брат? Ты ранен?

– Картечь, – ответил Багрицкий. – На этот раз выстрел получился удачнее, чем тогда на дороге.

Он хотел засмеяться, но из его рта потекла кровь, похожая в темноте на чернила.

– Я перевяжу! – засуетился Гоголь, отрывая полосу от простыни.

– Нет, – остановил его Багрицкий. – Сперва выгляни в окно. Потом навали на кровать все тяжелое, что есть в комнате.

Метнувшись к окну, Гоголь свесился вниз и доложил:

– Один лежит, покалеченный, наверное. Остальные убежали.

– Теперь они за дверью, – сказал Багрицкий. – Неси простыню, пистолеты и коробки с пулями. Дальше я сам.

Он издал булькающей кашель и пустил изо рта сгусток черной крови, скатившийся по подбородку на шею.

В дверь били чем-то тяжелым, мешая разговору и мыслям.

– Как сам? – не понял Гоголь. – Давай сниму с тебя сюртук. Куда тебя?

– Спроси лучше, где на мне живое место осталось, – сказал Багрицкий.

Он остался в одной рубахе. Только ее рукава и частично спина сохранили белый цвет. Под ним натекла кровавая лужа. Забивая шомполом пыж в дуло, он откинулся спиной на кровать и сказал:

– Ты здесь лишний, Николай. Спускайся по лестнице и беги за подмогой. Я продержусь, не волнуйся.

– Нет, я тебя не брошу! – замотал Гоголь головой. – Я не предатель.

– У меня нет сил спорить с тобой, – произнес Багрицкий с мучительными передышками. – Мне живот и пах картечью разворотило, понял? Тут перевязками не отделаешься. Или ты привезешь врача, или мне конец. Ни слова больше. Это приказ.

– Здесь приказываю я, Алексей...

– Врешь! Сейчас война. Мы поменялись ролями. Выполняй приказ! Кр-ругом! Марш!

Это было произнесено столь свирепо, что Гоголь не отважился спорить. Впрочем, он понимал, что здесь, в осажденной комнате, от него все равно нет никакого толку. Лучше он приведет подмогу и врача, Только тогда будет шанс спасти друга. В противном случае они погибнут вдвоем – бессмысленно и глупо.

– Я вернусь!