Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда все было готово, я отложила небольшую порцию себе, а сковородку накрыла тем самым маленьким байковым одеялом, в которое меня кутали во младенчестве.
Все-таки у еды, приготовленной своими руками, совсем другой вкус! Даже если попадаются кро-ошечные кусочки скорлупы.
Уже на лестнице я вспомнила, что не проверила плиту.
Пришлось возвращаться. Конфорки оказались выключены, а я в очередной раз подивилась, как взрослые умудряются держать в голове все эти штуки.
К Ромке я опоздала.
Раньше я была уверена, что нет ничего страшнее охранников, которые сидят в вестибюле Даниного дома. Нет никого, кто так же смущал бы меня взглядом, вопросами, да и просто своим присутствием! Но оказалось, что есть.
Ромкины родители.
– Ага, к Ромашке девушка! – заявил его папа вместо приветствия.
– Я не девушка, – пробормотала я.
– Не юноша ведь! – засмеялся он. – Да заходи, заходи, у нас не так уж и грязно!
– Где грязно? – воскликнула Ромкина мама, выбегая из кухни.
Папа у Ромки был на голову выше моего, шире в плечах, да еще и бородатый. А мама – пухленькая и очень взволнованная.
– Да вот, Ромкина девушка думает, будто у нас такая грязища, что и войти страшно… Вон сколько шерсти от Оскара!
– Но я специально только что пылесосила!
– Недостаточно, значит…
– Я вовсе не думаю, что грязно! – воскликнула я, испугавшись этих двоих.
– Это она тебя утешает, – сообщил Ромкин папа жене, а та сердито ответила:
– Шуточки твои дурацкие!
Через пару недель я поняла, что в целом родители у Ромки нормальные и даже похожи на моих. Мой папа тоже шутник, а мама вечно за все волнуется и пытается всех накормить. Только разница была в том, что моя мама всегда хохотала над папиными шутками, а Ромкина – раздражалась.
Зато кормить она пыталась нас так, словно выхаживала после кори или еще какой-то жуткой болезни. Уставляла весь Ромкин стол тарелками с едой, так что нам приходилось раскладывать распечатки с тестами на полу.
Ромка прямо деревенел от смущения, когда мама стучалась к нам и, деликатно приоткрыв дверь, спрашивала:
– У вас чаек не остыл?
– Ты загляни к ним, наверняка целуются! – вопил из кухни Ромкин папа, и Ромка, сунув мне ноутбук, который держал на коленях, выскакивал и шептал возмущенно:
– Можно я позанимаюсь спокойно?! Можно?! Можно?!
А я сидела на полу и гладила Оскара, Ромкиного щенка.
Смешной был этот Оскар, рыжий чау-чау с белым хвостом.
Глаза у него все время улыбались, рот был приоткрыт, но язык никогда не свешивался. Хоть Ромкина мама и ворчала, Оскар был очень аккуратной собакой. Я гладила его по теплому боку и думала о том, что шутки у Ромкиного папы все-таки грубоватые.
Ромка за родителей не извинялся. Делал вид, что их нет.
Еду не ел, на подколы не откликался.
Систему подготовки к ЕГЭ он придумал сам. К моему приходу он вызубривал несколько параграфов из какого-то нового учебника, который купил по совету исторички, пересказывал их мне, а потом мы вместе решали тесты за прошлые годы.
Ромка сказал, что в его представлении память – это соты.
Великое множество ячеек. Если ячейка заполнена – у него готов ответ. Поэтому ему и нужна была моя помощь: если он не знал, как ответить на вопрос из теста, то я должна была на стареньком, забрызганном пятнами томатного соуса ноутбуке его мамы найти ответ и положить его в Ромкину «ячейку».
Честно говоря, мне его система не нравилась. Когда на первом занятии мы попросили у Ромкиной мамы ноутбук, она сказала удивленно:
– А зачем? Та девочка тебе и так все из головы говорила. Помнишь, ты еще удивлялся?
Ромкины щеки стали краснее томатного соуса. «Та девочка» – это Уля, конечно. Но меня Ромкина система раздражала не этим. Я считала глупым искать ответы на те вопросы, которые людям дали в прошлом году. Понятно, что Ромке попадутся другие! В чем тогда смысл? Нет, нужно было как-то взять всю историю, от древних дней и до наших, и запихнуть в Ромкину голову. Но как? Пересказы – это неплохо, но мы часто обнаруживали: выученное Ромкой недели две назад из его «ячеек» куда-то испарялось…
Я не знала ответа, но продолжала его искать, слушая, как Ромка бубнит свои даты, имена царей и названия мест. Язык нового учебника был для меня очень сложным, но я старалась вникнуть в Ромкины пересказы и не отвлекаться на мысли о том, что Уля справилась бы гораздо лучше меня. Ситуация представлялась мне загадкой, и очень хотелось найти «волшебное средство», чтобы помочь Ромке выучить все-все.
Иногда мой мозг прямо-таки вскипал от обилия информации, за изложением которой я следила по учебнику.
Приходилось отвлекаться на что-то простое и понятное.
– Зачем твоя мама столько готовит? – как-то спросила я, разглядывая тарелки с едой. – Она же видит, что мы все это не едим.
На самом деле я бы взяла пару булочек, если бы не стеснялась Ромки.
– Любит, – коротко ответил он, с напряжением вглядываясь в экран ноутбука, на котором висел очередной тест.
– Поесть? – уточнила я.
– Готовить. Слушай, а мастер Дионисий… где работал? Помню, что в Успенском монастыре, но тут нет такого варианта.
– В Ферапонтовом.
– Точно?
– Угу.
– Проверь.
– Зачем? Я и так помню.
– Нет, ты все-таки проверь.
«Уле наверняка сразу верил», – подумала я и полезла в учебник.
– Ну я же сказала, что в Ферапонтовом, – начала я, но тут же осеклась.
Меня осенило! Я догадалась, как помочь Ромке.
Поднявшись с пола, я размяла затекшие ноги. Подошла к столу, взяла булочку-улитку с изюмом и заварным кремом. Надкусила. Оскар вскочил и принюхался. Я отломила ему кусочек.
– Можно дам?
Ромка не ответил.
Я сунула Оскару кусочек булки. Мысль продолжала крутиться у меня сначала где-то в животе, а потом стала подниматься все выше и выше, будто бы кто-то поддувал ее снизу, и вот я буквально увидела перед глазами все, что хотела сказать.
– Ромка! Я поняла, что нужно! Тебе нужно любить историю!
– Гениально, – процедил Ромка. – А ты тогда физику люби.
– Да нет же, – заторопилась я, – тебе надо найти в ней что-то интересное. То, что ты любишь.
Ромка оторвал взгляд от ноутбука и посмотрел на меня.
– Вот твоя мама, – продолжала я, протянув ему половину булки, – любит готовить. Я раньше думала, что она любит кормить. А оказывается – готовить. И у нее выходит вкусно. Так и с историей. Тебе надо найти в ней что-то любимое.