– Сразу по завершении ремонта, – объявила она, – Сокровищница будет заново освящена. – Жрица просканировала рабочих. – Но похититель нашего богатства помог нам узнать о еще более страшном зле. У нас больше не осталось сомнений: среди нас прячется рабочая пчела, откладывающая яйца. С этого момента будут проводиться выборочные проверки по всему улью, денно и нощно. Любая сестра, которая окажет сопротивление полиции, будет признана виновной. Это ясно?

– Смиряться, Подчиняться и Служить, – ответили все пчелы в один голос.

Когда полиция ушла, все вернулись к работе, только теперь уже в полной тишине. Приемщица Мак направилась к вновь прибывшим в зал, а Флора наклонила голову и слила последнюю каплю нектара бурачника из зоба в кубок. К ней подошли другие сестры и принялись махать крыльями, чтобы высушить нектар. Постепенно вода из нектара испарялась, над кубком поднимался серебряный туман вместе со Священным Созвучием. Повсюду над разбитым, оскверненным залом Продувки к ним подключались рабочие пчелы – и зазвучал гимн их трудовой отваге. Мелодия заполнила пустоту в сердце Флоры. Она не станет плакать, она будет работать. Пока ее нектар подсыхал, смелая и трудолюбивая Флора-717 стояла среди своих сестер и мысленным взором осматривала глубины своего тела, пытаясь найти новую звезду.

Все пчелы улья вернулись к нормальной жизни. Но не Флора. Потеряв свое второе яйцо, она держала антенны закрытыми, и одиночество теперь было ее постоянным спутником. Она перестала получать удовольствие от еды, в шумной толпе столовой она чувствовала себя чужой, и, хотя продолжала посещать Служение, она в основном просто убивала время между полетом и сном и мало что испытывала.

Полеты стали для Флоры единственным способом заглушить свою скорбь, а польза, которую она приносила улью, – единственной радостью. Она выбирала более трудные и длительные миссии, чем любая другая пчела, и чувствовала, что едва садится на взлетную доску, как становится угрюмой и отстраненной. Она словно наблюдала за собой со стороны, как если бы ее тело принадлежало какой-то незнакомой сестре, которая не разговаривала и не улыбалась, наводя страх на нервозных молодых приемщиц, разгружавших ее корзинки и принимавших нектар. И хотя Флора относилась к ним по-доброму, она этого не показывала, ведь дружеское прикосновение могло бы нарушить ее защиту.

Лето шло на убыль. Цветы держались из последних сил и распространяли в воздухе сладость, Флора фланировала вдоль дороги, собирая урожай фиолетово-черной пыльцы с оставшихся пыльных оранжевых маков с опавшими лепестками. Васильки уже отцвели, а затем и манжетки, и кипрей, и редкий лесной купырь, любимый цветок Флоры.

Осторожно облетая заброшенные заросшие пруды, где водились лягушки и стрекозы, она совершала долгие путешествия по садам городка. Все бурачники уже срезали, оставив только бесполезные декоративные растения в горшках. Еще оставались удобные места вдоль диких узких границ полей, где пышно цвели сорняки, источая свои запахи, но вскоре Флора увидела, как по полям стали разъезжать уборочные машины и воздух наполнился гомонящими птицами.

Только этим утром она станцевала точные координаты этих полей и заверила всех в безопасности, а теперь полевкам угрожали вороны. Гораздо важнее, чем наполнить свои корзины, было защитить сестер, и Флора поспешила обратно, чтобы предупредить их. Вбежав в зал Танцев, она резко остановилась, увидев полицию фертильности, – блюстители порядка расхаживали среди полевок, расставляя их по давно отброшенным породным признакам.

– Продолжайте танцевать, – резко бросила полицейская пчелке Вереск, сбившейся с ритма. – Продолжайте как обычно.

– Сестра, – обратилась к полицейской Флора, – я должна станцевать сейчас же, потому что вороны прилетели на поле, и моих сестер не оказалось там.

Полицейская взглянула на нее, затем дала разрешение, кивнув. Флора вышла в центр зала, где Вереск вежливо освободила ей место.

Полицейская стояла к Флоре слишком близко, пока та сообщала в танце новости, а также особыми движениями рассказывала об особенностях воздушных течений, которые использовала. Эти сведения помогали каждой пчеле сэкономить силы, но присутствие полиции всех подавляло, и лишь немногие отваживались танцевать. Флора заметила, что молодые и совсем неискушенные сестры стоят по краям. Они пришли смотреть и учиться, но полиция фертильности беспокоила их вопросами, и теперь они, совершенно запуганные, стояли в отупении.

– Это место свободы! – сказала Флора, не прекращая танца, не волнуясь, что все глаза устремились на нее; она повторила свои шаги, предупреждающие о присутствии на поле птиц, а затем взглянула прямо на полицейских: – Как кто-то может танцевать свободно или показать себя с лучшей стороны, если воздух пропитан страхом? Уважайте это место или уходите!

– Ты смеешь указывать полиции?

Офицер попыталась схватить Флору, но ее рефлексы сработали быстрее, и она увернулась, крутанув брюшком и прожужжав о местоположении последних найденных ею цветов, о кусте шиповника, опутавшем металлический забор с южной стороны и потому еще цветущем. Другие полевки, приободренные ее словами, принялись повторять ее шаги. Игнорируя усиливающийся запах полиции фертильности и вспоминая свою давнюю радость от танца Лилии-500, Флора стала приближаться к молоденьким испуганным пчелам, стоявшим вдоль стен.

Она рассказала в танце об увядших маках и голых полях, она пробежала восьмеркой, указывая направления и полярный угол, и, обернувшись, почувствовала ответный ритм в сотах пола, когда еще больше пчел, присоединившись к ней, стали танцевать.

Она рассказала о плюще, ползущем по заборам городка, и его бутонах, которые скоро зацветут, она танцевальными движениями показала пустые орхидеи и последних стрекоз, притаившихся на прудах. А затем она поведала в танце о своем голоде по сорным травам.

– Хватит! – Премудрая Сестра вышла вперед, и Флора прекратила танец. – Ты что, пала жертвой безумия полей? Или это гордыня? – Жрица подала знак офицеру: – Проверьте ее.

Волна смятения прошла по толпе.

– Да! – обратилась к ним Премудрая Сестра. – Даже полевок могут проверять, ибо ни одна сестра не свободна от Священного Закона. Яйца в питомнике гниют, а это значит, что та, которая осквернила наш улей, все еще на свободе и ищет возможности распространить свое злое семя вместо чистого помета Пресвятой Матери. – И она добавила в свой голос ноток угрозы: – Каков наш величайший закон?

– Только Королева может давать жизнь.

– Еще раз!

Голос Премудрой Сестры звучал как будто по всему залу Танцев, и пчелы повторяли эту заповедь снова и снова, глядя на унижение знаменитой полевки.

Флора стояла совершенно неподвижно, пока две полицейские ощупывали ее своими клешнями. Они были грубы и бесцеремонны; они снова и снова испытывали ее антенны жгучими сканерами, пока не запахло паленой кожей. Пчелы застонали от сочувствия к Флоре, но бессчетные полеты закалили ее, и она выдержала все, не дрогнув.